23:08

ссылки

-это не мое место-
-это не мое место-
Первый раз мне пришлось остаться в Токио на Рождество. Не то, чтобы я был против. В моей семье как раз произошло много не слишком приятных событий и я даже был рад оказаться подальше от всего этого, практически с противоположной стороны света. Не знаю, почему японцы празднуют Рождество. Они говорят, что это потому как, японцы любят праздники, поэтому они готовы праздновать, что угодно. Но я в это не верю. Думаю все дело в настроении.
Стоит только побродить по этим роскошным улицам украшенным красно-зелеными цветами, искусственным снегом, двигующимися Санта-Клаусами, все это сводит японцев сума, позволяет поверить, что это не какое не Токио, а Париж, Лондон, Нью- Йорк. Правда, через несколько часов такой прогулки, голова начинает идти кругом и от Санты и от оленей. Помню, в канун Рождества, я решил зайти в Старбакс на Сибуя, было свободно возле окна, я взял себе красно-зеленый рождественский стаканчик с пряничным кофе и стал задумчиво смотреть на маленьких японцев внизу, то и дело переходящих залитую солнцем улицу. Мне необычайно повезло найти это местечко в самом сердце огромного мегаполиса. Я что-то перестал любить Сибуя, раньше здесь было множество разных подозрительных рестаранчиков, с запахом японских традиций, с расторопными о-басан, которые давали тебе скидку, если ты приходил второй раз. А теперь все стало, как и везде, дорогие магазины, непрекращающаяся стройка и необычно одетые подростки. Нет, еще 5 лет назад Сибуя не была такой. Курить на моем месте было нельзя, а пряничный кофе мне надоел. Он был слишком сладкий, такой вкус длиться долго и ты его запоминаешь, но быстро надоедает.
Потом я бродил по магазину Tower Records, группа, которая мне нравилась как раз выпустила CD с Рождественским хитом. Иногда здание слегка трясло, мини-землетрясения, иногда про них забываешь и тогда в голове возникает вопрос, почему это пол трясется. Я купил диск и вышел поскорей. Делать было абсолютно нечего. А времени до вечера было еще очень много. Я побродил вокруг вечной Хачико у выхода со станции, а потом отправился пешком до Ёёги. Чтобы сделать этот брасок, как можно более длительным, я отстоял очередь в Баскин Роббинс и купил себе два шарика мороженного по цене одного в акции «японский снеговик». Постепенно начинало темнеть. В Японии всегда быстро темнеет. Я не отказал себе в удовольствие дождаться, когда на фоне ало-золотого неба проскользнула быстроходная наземная электричка. Дзынь, в Сердце, словно удар колокольчика. А ведь сегодня Рождество. А я один. Ну и ладно.
Я всегда был одиночкой. Моя семья – моя крепость. Один настоящий друг. А потом я уехал учиться на другой конец света, а друг остался на той стороне. Семья тоже оказалась не прочной крепостью – родители развелись после 18 лет совместной жизни. Я даже ничего им не сказал на это. Просто принял и все.
В этом мире – на другом краю света, моя жизнь только начиналась. Поэтому я еще не влился не в одно из его течений, а просто плыл в общем потоке. Поэтому на это Рождество я был один, только и всего.
Мне в голову приходили различные новогодние и рождественские песни. И я пел их тихо себе под нос. Недавно, я читал опрос в газете, там спрашивали японских мужчин и женщин, что они собираются делать на Рождество. И знаете, мужчины отвечали «ничего», а вот женщины собирались пойти в дорогой ресторан. Вот такое это японское Рождество – блеск нарядов от знаменитых дизайнеров с искрами бриллиантов. А я даже не против, пожалуй, это даже забавно. Кажется, что в Токио это огромный большой мьюзикл Рождество. Жаль только, мьюзиклы я не люблю.
Добравшись до парка Ёёги, я понял, что в это время здесь уже совсем темно и неинтересно. Я забрался на железную конструкцию для перехода через дорогу. В небе светила луна. В этом мире она казалось маленькой. Но мне все равно нравился ее желтый круг. Говорят, что Сайгё во время своих странствий пытался отгородиться от мира, но однажды он увидел, как над гладью озера в свете заходящего солнца поднялась стая птиц. И великий поэт почувствовал, как это прекрасно. И понял, что как бы он не убегал от мира, красота не отпускает его.
Красота не отпускает меня, именно поэтому я приехал в Японию.
Потом я сел в электричку до Отя-номидзу, и прибыв на место, отправился к Токио-дом. Здесь еще работали атракционы. То и дело в воздухе разносились крики несчастных, катающихся на американских горках. Я проголодался. Вернее, я увидел рекламу ка-эф-си и мне захотелось зайти внутрь. нутри было совсем мало людей. И я смог занять небольшой столик в углу. Я считал иены у себя в кошельке, когда за мой столик подсела девушка-иностраннка. Она заговорчески подмигнула мне и произнесла по-английски - Привет!, словно, мы договорились встретиться здесь, и вот наконец она пришла. Я удивленно посмотрел на нее, но после целого дня бессцельных скитаний, у меня не было желания говорить ей что-нибудь в ответ.

23:03

begin

-это не мое место-
Когда тебя слышит только ветер, становится спокойно. Здесь почти всегда тихо и нет замкнутых пространств. По ночам небо выстлано ковром блестящих звезд, я верю, что небо существовало всегда, когда здесь не было нас. Я почти ничего не знаю о мире, в котором живу, а он так же мало знает обо мне, но каждый звук вокруг, запахи, наполняющие пространство, отпечатываются в моем сознании. Детское время.
Когда-нибудь две мои души вновь разъединяться и одна отправится в эту сияющую темную бесконечность, а другая останется на земле, и кто знает, может превратясь в злого духа будет пугать прохожих по ночам. А еще я знаю, что запомню эту ночь навсегда, когда меня вырвали из привычного маленького мира и заставили отправиться на запад, где, как считал Конфуции находился край света.
-пойдем, -сказала она, вытаскивая меня из постели. Я был сонный, напуганный. Я помню, как плакала бабушка. Моя мать была всегда поразительно практичным человеком, но в тоже время парадоксально любящим все вычурно-актерское. И вот сейчас она опять разыгрывала свой театр, нарушая спокойствие моей небольшой тихой жизни. Целых 6 лет я провел в этом небольшом деревянном домике в Улан-Баторе с бабушкой. А теперь, мать вдруг вернулась, словно дух – не от куда, неожиданно. Для меня она была чужим человеком, ни одного смутного воспоминания связанного с ней. Бабушка сказала, что она уехала, когда мне только исполнилось 8 месяцев. За это время от нее пришло лишь одно письмо, откуда-то с Сахалина.
И среди этой суеты, темных пятен, серого неба, я знаю, в людях много прекрасного и мир наполнен ярчайшим солнечным светом.
Мы уехали на рассвете. Я не могу описать, что я чувствовал. Но, думаю, в этот момент едва ли я жалел на свете больше кого –либо, чем себя самого.

21:31

-это не мое место-
и куда я опять ввязался, да так надолго

-это не мое место-
Зимние сны
-Успею ли я попращаться с тобой. Кто знает. Сам я за себя не ручаюсь. У меня бывает такое, вдруг хочется исчезнуть в никуда и ничто не может меня остановить. Поэтому я заранее говорю -прощай, на всякий случай, просто так. Вдруг я исчезну завтра, а может уже на рассвете и у меня не будет возможноти похлопать тебя по плечу, сказать пару умных слов, скорчить грустную физиономию на лице. Не будет времени почувствовать, как ты расстроен. Поэтому я попрощаюсь с тобой сейчас раз и навсегда наперед, даже если мы встретимся завтра и даже если не встретимся.
И это все что я сказал Ени. А больше у меня не было для него слов, и сил говорить что-либо. Это возвращение предало мне сил и измучило меня до предела. Впереди меня ждал новый сезон, учеба в университете, снова Япония. Я даже не мог определенно сказать до какой степени, стоящий передо мной Глен был реален.
- ну мне пора, - решил я и развернувшись зашагал прочь. Быстро, стараясь не упасть, надеясь, что у него хватит такта ничего не говорить. Потому что он и так за это время возродил во мне ту бурю чувств, которую он вызывал во мне прежде, и которую я считал, что позабыл в стране восходящего солнца.
Уйдя на безопасное расстояние, я дал себе возможнось передохнуть, прислонившись к прохладной поверхности кирпичного дома. Но мысли мои бродили далеко. Я почему-то вспомнил Рождество в Японии, свежесть воздуха и суету сует. Кажется, где-то я читал эту фразу про суету сует, но не мог вспомнить где. Заполночь я добрался домой. Отца как всегда не было. Зато было тепло, пахло деревом. Я растянулся на полу прямо в прихожей, сняв с себя обувь. Мне было удивительно хорошо в этот миг. И я заснул, прямо так в одежде.
Наутро меня разбудил шум на кухне. Я все так же лежал в коридоре, только под моей головой была подушка, а сверху я был накрыт пледом. Спина все равно болела, голова болела немыслимо. Я с трудом поднялся на локте, потом сел на колени и буквально дополз до ванны. Только после душа я осмелился прийти на кухню к отцу. Отец приготовил завтрак. Он молча пододвинул ко мне тарелку с яичницой и опять уткнулся в свою газету. Я был благодарен ему за это, и стал молча есть. Вскоре в домофон позвонили, отцу нужно было уходить. Здесь о наконец посмотрел на меня, как бы решая, что со мной делать, а потом спросил:
- ты сегодня идешь куда-то?
-да, - кивнул я. – в аэропорт. Я улетаю в Японию.
Он удивленно повел бровями и надел на глаза очки.
- что ж, не забудь позвонить Милдред, - вот и все, что он сказал. Я задумчиво посмотрел ему вслед. Послушал, как он обувается и достает пальто из шкафа, и только потом вышел в коридор.
Мы опять посмотрели друг на друга, обоюдно думая, что несмотря на внешнее сходство, в остальном у нас мало общего. Я скрестил на груди руки, он поправил очки.
- увидимся, - произнес я. А он кивнул мне в ответ.
Потом в квартире опять стало совершенно тихо, за окном кружил снег. Он все падал и падал и покрывал расчищенный асфальт тонкой белой пеленой. И пока я сидел на подоконнике, докуривая последнюю пачку Хоуп, я все смотрел на эти кружащиеся хлопья и думал о Ени. А еще я думал, что мне совсем не хочется умирать, и я дал себе обещание, что доживу и до весны и до лета, и даже до осени. Я дал себе обещание, что я буду бороться до конца, до самых последнего предела, чтобы только быть вот таким безмерно счастливым просто от того, что за окном падает снег. Я посмотрел на свой мобильный телефон, мне пришло сообщение от Глен, я в восторге прикоснулся губами к экрану, я был счастлив от того, что я не одинок. Глен обещал отвезти меня в аэропорт. Нужно было собирать вещи. Но я так толком ничего и не собрал. И к приезду Глен уложил в сумку лишь часы, подаренные отцом, полувер от Милдред и красноармейскую шапку, подаренную мне моими японскими знакомыми. Глен, увидев меня в мечтательной эйфории, лишь улыбнулся. Он быстро зашвырнул в сумку кое-что из моих вещей, взял меня под руку, вручил в руки документы, нахлобучил на меня шапку и потащил вниз по лестнице.
- извини, что опоздал, - только и сказал он. Но я просто чувствовал его рядом, и от этого мне было хорошо, у нас была дорога до аэропорта, чтобы побыть вдвоем и потом несколько мгновений в зале ожидания. Это почти было, как тогда в Англии, я, Ени и целый мир. У выхода у подъезда он остановился, повернул меня к себе и, обхватив за плечи, произнес:
- в машине ждет Эльза, прошу, веди себя спокойно, ты же знаешь, какая она, а мне не хотелось бы сцен.
Я выронил сумку, хотел было поднять ее, но Глен не позволил мне, он ждал ответа.
-судьбы, как же скучно! – оттолкнул его я, поднял сумку и вылетел на улицу. Сначала мне хотелось просто-напросто уйти прочь, но я понимал, как это глупо. Поэтому я передумал сбегать и сел в машину, громко хлопнув дверцей.
- привет, Эльза, - набрав в легкие побольше воздуха произнес я. Эльза походила на сказочную снегурочку, одетая во все белое. Она улыбнулась мне в ответ. Глен появился следом, он старался вести себя, как можно естественней, но это у него плохо получалось. Нам всем троим сразу стало неловко. Я повернулся к окну, слушая, как переговариваются между собой Глен и Эльза. Они пытались и меня втянуть в разговор, но я, ответив лишь на несколько их фраз, притворился, что сплю, пряча рукою вдруг переполнившие меня слезы. Я убеждал себя, что для них не было повода, но не мог их остановить, пока их источник не иссяк сам собой и я действительно погрузился в что-то на подобие сна. Теперь я не знал, когда вернусь. Ведь могло бы так получится, что и никогда. Во мне рождались разные предчувствия, но я не верил ни одному из них, предоставив судьбе самой решать, что же ждет меня завтра. А еще я думал, глядя на Ени и Эльзу, будут ли они когда-нибудь счастливы вместе, если учитывать, что ОНА пыталась убить меня кухонным ножом, а ОН хотел поцеловать меня.
Но хватит об этом. В конце концов наше время истекло, и я прощался с Эльзой, слегка прижав ее к себе и шепча ей на ухо, что она обязательно будет счастлива и без меня. А с Гленом мы уже все сказали друг другу, остальное – за кадром. Наши чувства, мысли, я их никогда не узнаю, пожалуй, это к лучшему. Мне легче сейчас махать им рукой, улыбаться, просить писать мне, хотя бы очень редко. А потом развернуться и оставить позади теперь все мое прошлое, все самое хорошее и самое грустное. И свое сердце.

00:51

ссылки

-это не мое место-
19:57

John Keats

-это не мое место-
ПРИ РАССТАВАНИИ С ДРУЗЬЯМИ РАННИМ УТРОМ

На ложе из цветов вручите мне
Перо златое, чистую страницу,
Белее нежной ангельской десницы,
Что к струнам арфы льнет в голубизне.
5 Пусть предо мной, как в праздничной стране,
Толпа сопровождает колесницу
Дев радостных, одетых в багряницу,
Стремящих взоры к ясной вышине.

Пусть музыкой наполнится мой слух,
10 А если звуки стихнут, замирая,
Пускай стихов раздастся дивный глас.
К таким высотам вознесен мой дух,
Такие чудеса провидит рая,
Что тягостно быть одному сейчас.


GIVE me a golden pen, and let me lean
On heap’d up flowers, in regions clear, and far;
Bring me a tablet whiter than a star,
Or hand of hymning angel, when ’tis seen
The silver strings of heavenly harp atween:
And let there glide by many a pearly car,
Pink robes, and wavy hair, and diamond jar,
And half discovered wings, and glances keen.
The while let music wander round my ears,
And as it reaches each delicious ending,
Let me write down a line of glorious tone,
And full of many wonders of the spheres:
For what a height my spirit is contending!
’Tis not content so soon to be alone.

-это не мое место-
Успею ли я попращаться с тобой. Кто знает. Сам я за себя не ручаюсь. У меня бывает такое, вдруг хочется исчезнуть в никуда и ничто не может меня остановить. Поэтому я заранее говорю прощай, на всякий случай, просто так. Вдруг я исчезну завтра, а может уже на рассвете и у меня не будет возможноти похлопать тебя по плечу, сказать пару умных слов, скорчить грустную физиономию на лице. Не будет времени почувствовать, как ты расстроен. Поэтому я попрощаюсь с тобой сейчас раз и навсегда наперед, даже если мы встретимся завтра и даже если не встретимся.

-это не мое место-
Куда ведут бесконечные туннели поездов? Вот загадка, извиваясь, петляют, и, кажется, оказавшись в их объятиях, ты никогда не вырвешься на поверхность. Но Милдред этого не объяснить, она до жути боится водить машину. С моего приезда из Англии, ее почти всегда нет дома, и она почти всегда молчит. Я поступаю аналогично. Только, когда звоню домой Глен, что-то меняется, я пытаю домработницу их семьи, не дома ли мой друг и почему он не звонит мне. Я пишу смс, но они видимо теряются в пустоте. Получается, что слова ничего не значат, а тогда зачем они вообще нужны. И я молчу. Все кажется бессмысленным, но Милдред это объяснить я тоже не могу. Я закрываю один глаз рукой, смотря, как в вагон вплывают новые люди, смотришь на них по другую сторону стекла и кажется, что ты в аквариуме. Нет, мне явно становится дурно, и я другой рукой закрываю и второй глаз.
- Перестань, Ши, - Милдред отлепляет мои руки от глаз. Я вздыхаю. Я вырос, теперь никто не может назвать меня «мелочью» в школе, но позволяет ли мне это смотреть на мир с высока, вот в чем вопрос.
-Когда мы приедем? – спрашиваю я.
- скоро, потерпи немного.
-угу, - киваю я, начинаю выковыривать нитку из своего свитера. Милдред в ужасе, этот свитер мне прислала из США Сюзен.
Наконец мы останавливаемся и выходим. Такая долгая пауза и снова небо, и воздух, и ветер и мне хорошо. Пусть пространства вокруг ограничено домами и дорогами, все же если посмотреть вверх преград невидно. Я тяну Милдред за руку. Мне хочется быстрее, все и сразу. Потом ты забываешь это чувство, может, вырастаешь выше, а может что-то еще.
Милдред почти бежит следом, наконец, мы сворачиваем в переулок и оказываемся у серого от пыли старого дома. У дома крепкая черная железная дверь, я, не задумываясь, открываю ее и вхожу внутрь. Мы с Милдред оказались внутри.
- Зачем тебе учить японский? Я не понимаю. Есть множество других красивых языков. Например, французский, - сказала мне Милдред. Но я качаю головой. – ты даже английский толком не знаешь. – Я пожимаю плечами.
В комнате записи на курсы японского нет ничего интересного и к моему удивлению нет японцев. Я рассматриваю дырочки на белых облицовочных плитках стен, пока Милдред записывает меня и вносит предварительную сумму. Ей эта затея с японским казалась сумасшедший, но я всегда слушал свое внутреннее чутье. А еще я с детства жил рассказами о стране за морем, которая представляет собой декорации к фильму о будущем. Именно так считала моя мать.
На каждой плитке было по двадцать дырок. Я почти сумел сосчитать количество всех плиток на одной стене, но Милдред позвала меня к выходу.
- что ж, занятия начнутся на следующей неделе. Благодарность?
Я поморщился, но все-таки поцеловал Милдред в щеку. Милдред улыбнулся, женщинам всегда нравится целоваться. Мне тоже вобщем-то нравится, но признаваться я в этом не хочу.
Осенний воздух наполнен грустью, ожиданием чего-то и неопределенностью. Еще светит солнце, деревья окрашены в разные цвета и все-таки такое ощущение, что что-то кончается. Наверное, я становился взрослым. А может, я чувствовал вихрь надвигающих перемен и хотел сбежать от них. В Англии мне это не удалось, но могло получиться сейчас. Милдред положила руку мне на плечо.
-давай пообедаем в кафе? – сказала она. Я охотно согласился. Милдред не любила готовить и не умела.
Когда мы наконец расположились за столиком и смотрели меню, я почувствовал, что Милдред хочет поговорить со мной о чем-то, но у нее не хватает мужества. Она то и дело пристально смотрела на меня, открывала было рот и вздыхала. У меня аж мурашки бегали по телу от этих проницательных взглядов. Пусть бы лучше она так на моделей смотрела в своем агенстве, а мне такой взгляд совсем не нравился.
-Милдред! – не выдержал я, – говори, что ты от меня хочешь?
Я застиг ее врасплох, она сначала даже закрылась меню, но потом положила его на стол и стала смотреть на свои наманикюренные ногти.
- ты все время звонишь Глену, - сказала она.
-я? - я театрально ударил себя ладонью в грудь, изображая искреннее удивление, – ты выдумываешь.
Милдред посмотрела на подошедшего официанта, словно ища у него поддержки.
- кофе, - сказала она ему, – я не слепая. Ты переживаешь из-за него.
- салат из овощей, рис, картофельные оладьи, чай и минеральную воду, - сказал я официанту, захлопнув меню, – не из-за кого я не переживаю. Я просто хотел узнать домашнее задание. Не виноват же я в том, что он дома не живет и вообще, как сквозь землю провалился.
Я нахмурился. И произнес каким-то чужим безжизненным голосом.
- Тема закрыта, лучше расскажи про съемки. Можно мне приехать посмотреть?
Милдред закатила глаза.
-можно, - кивнула она и на этом мы ушли от понятия Глен.
Но он продолжал быть повсюду, им была наполнена моя жизнь, и отказаться от него так сразу я не мог. У него было все, о чем, я, как мне тогда казалось, мог только мечтать. Замечательные родители, отличный дом, потрясающая внешность, блестящий ум и так далее и тому подобное. Я нарисовал его безупречный образ. И он был моим другом. Это льстило мне, это заставляло меня гордиться собой и искать, искать в себе то, что могло бы его удержать возле меня. В школе у нас была общая тайна, в Англии общая мечта, но теперь, как будто все было разрушено. И я день за днем обвинял себя. «Ты не подходишь ему Ши, ни по каким параметрам», - я просыпался и засыпал с этой мыслью. Это стало моей навязчивой идеей. Глен избегал меня, в школе он появлялся редко, не обращал на меня внимание, старался быть в стороне, а меня охватывал страх подойти к нему самому. Словно внутри меня возникла стена. THE WALL. Я злился, обижался, не понимал сам, что же я чувствую. Я старался отвлечь себя, искал новые увлечения, читал книги, решил выучить японский язык. И главное – я был одинок.
Во мне росла решимость поймать Глен в ловушку и заставить его объяснить мне все. Дикий и безумный план, полный злости и обиды, но тогда я так не считал, мне это казалось самым лучшим решением.
На целую неделю я забыл о Глен. Моя жизнь заключилась в привычные рамки. Школа – дом Милдред, иногда съемки, курсы японского.
Хорошо осенью, воздух словно становится чище, дышать легче. Я стоял у школы, когда он тоже выходил со своими новыми друзьями, с целой свитой, словно принц. Мне даже стало как-то не по себе, ведь у меня за спиной никого не было. И все же я набрался смелости, я подошел к нему и преградил им путь.
- привет, - сказал я и стал смотреть ему в глаза. Он совсем не изменился, светлые волосы были аккуратно подстрижены и спадали волнистыми прядями на лоб и уши. Глаза такие же голубые и глубокие, в них есть что-то нечеловеческое. И улыбка, или скорей усмешка, человека, умеющего презирать других. Он кивнул мне, но я видел, что за эти четким кивком скрыта растерянность. И это предало мне сил. Мне хотелось в нем видеть все так же своего друга, свой объект обожания, я даже не смел сказать ему что-то неприятное, что –то обидное. Но я скучал без него, и мне хотелось побыть с ним немного вдвоем.
-поговорим? – спросил я. Глен явно колебался. На щеках появился легкий румянец, должно быть свидетель его волнения. Наконец он выдохнул и произнес:
- поговорим.
Принцу пришлось оставить свою свиту к моему удовольствию. Мы зашуршали листьями по асфальту, кажется, это были клены.
-Ши, нам лучше не общаться, - начал было Глен. – понимаешь, это как цветы зла у Бодлера, они погибли, но дали свои семена. Это как темная сторона луны, я уже нахожусь на этой стороне, а ты пока еще нет. Но главное для тебя там просто нет места.
Он вытянул руку, положив мне ее на плечо, чтобы я не мог подойти ближе, а потом вновь безвольно опустил руку вниз.
- ты говоришь чушь, - произнес я первое, что пришло в голову, вдруг отчетливо увидев яркую расцветку своих кед. Я не понимал, что хочет сказать мне Глен, Бодлера я еще тогда не читал. Я выжидающе посмотрел на светлые пряди, похоже Глен решил не встречаться со мной глазами. Он стоял ко мне в пол оборота, не решаясь обернуться, ладони его были сжаты в кулаки, словно он боролся с собой.
-это не чушь, Ши, ты просто не можешь этого понять, ты не можешь понять меня. Мы никогда не найдем общего языка. Для нас его не существует. Я общался с тобой из-за скуки, ты мне казался смешным дикарем, а в Англии я сделал тебя своим послушным рабом, рабом своей мечты. Потому что собственной мечты у тебя быть не может. Ты далек от какого-либо практического понимания действительности, я вообще склонен считать теперь, что ты не можешь жить в этом обществе. Тебе лучше вернуться в степи, жить сиюминутными потребностями и быть тем, что ты есть.
Я поразился его вопиющей вульгарности, эта разыгрываемая передо мной сцена была совершенно неправдоподобна и бессмысленна. Я понял теперь, почему он избегал меня, он сам пытался бороться с собой, с желанием быть самим собой и быть тем, кем его хотели видеть. Я улыбнулся, мне стало смешно, я даже прикрыл рот рукой, чтобы сдержать улыбку.
- ты смеешься!- воскликнул он, оказавшись вдруг совершенно растерянным. Я пожал плечами и сделал шаг к нему, как бы руша ту черту, что он нарисовал в своем воображении между нами, я рушил стену.
-не подходи! – он повысил тон голоса.
- а то что? – вдруг спросил я. Мне не хотелось ссоры, и в тоже время я боролся с желанием посмотреть, каким будет Глен, сбросив с себя эту нелепую маску.
-я отодвину тебя силой, - сказал он.
-ну, хорошо, попробуй,- сквозь зубы произнес я. Еще чуть-чуть и не удастся поколебать его спокойствие. Прекрасный принц исчезнет и на его месте появится чудовище. В каждом из нас есть такое чудовище, но я не знал, как глубоко Глен прятал своего.
Мы уже вцепились в вороты курток друг друга. Я даже не успел заметить, как это случилось.
- я понял смысл твоих слов Ени, - продолжил я.
-как же долго ты соображал…
- ты хотел признаться мне, что ты трус и не можешь делать то, что тебе хочется. Ведь так Ени, этим ты прикрывал аналогию с цветами зла.
-да как ты смеешь,- это был уже не голос Глен, это был голос чудовища, его лапы сжимались на моей шее, перекрывая доступ кислорода.
-нет никакой темной стороны, нет никакой разницы между тобой и мной, ты все выдумал, вернее поверил твоим родителям. Признайся, а, это они промыли тебе мозги, заставили поверить, что это я придумал этот побег в Англии, повлиял на твой чистый разум, запустив туда червей своего испорченного сознания.
-Перестань!
Я знал, если он так продолжит сжимать мое горло, я не смогу больше говорить. Поэтому я ударил его коленкой в пах, мы оба повалились на асфальт, в так приятно шуршащие листья. Я почувствовал, что из моего носа течет кровь, что правый глаз саднит, что я бью, попадаю куда-то слышу звуки и не понимаю. Я вдруг отчетливо увидел лицо Глен.
Он посмотрел на меня внимательно и задумчиво, словно ждал, что я что-то должен сказать сейчас. Может быть волшебное заклинание, призванное спасти этот мир?

-Ши, - прошептал он, касаясь моего лица, размазывая кровь. Это было приятное прикосновение, прохладное и успокаивающее и я на мгновение позволил себе бездействовать и только ощущать, пока боль не вернула меня к реальности, не вернула злость.
-не трогай меня! – закричал я, отмахиваясь от его руки. Я сел и почувствовал, как все закружилось передо мной и начало темнеть. Я тряхнул головой. «Ты сможешь встать!» - сказал я себе. Глен хотел мне помочь, но я оттолкнул его и он упал на кучу собранных листьев.
- до встречи, Ени, - постарался улыбнуться я и отвесить поклон в его сторону.
Теперь я был практически счастлив, я выплеснул свои чувства и теперь был поразительно спокоен. И все же, когда я посмотрел на Глен и увидел, как он поднялся и пошел прочь, что-то больно кольнуло мня внутри, но что это было за ощущение, я толком не мог понять. Все опять поплыло перед моими глазами, деревья и небо поменялись местами, а сердце забилось слишком быстро. Я уже не видел удаляющейся фигуры Глен, не видел темного следа асфальта и даже не почувствовал, как меня зашатало и понесло куда-то в сторону. Я чувствовал запах крови, чувствовал, как листья на дороги мешают мне идти. А потом на меня вдруг обрушился гомон и шум проезжей части, еще груда железа и невероятная боль. И тишина.
А потом я видел сон. Я ехал по бесконечному туннелю в вагоне метро. Вагон был полупустой, откуда-то доносились звуки Лунного света Дебюсси. Мне было невероятно спокойно и легко, а на противоположном сидении от меня сидел кто-то очень похожий на Глен и улыбался.

-это не мое место-
Властитель снов
В какой-то миг начинает надоедать притворяться, и хочется быть тем, кто ты есть. К сожалению, чаще всего, ты можешь быть самим собой только перед этим темным небом. Когда уже в большинстве окон не горит свет. Конечно, есть такие везунчики, которым с самого рождения и до момента смерти можно быть самим собой, их называют гениями или сумасшедшими. Разница не так уж и велика.
Что-то мне сегодня не спится, хожу из угла в угол по тесной комнате. Как странно, мне опять хочется сбежать отсюда куда-нибудь прочь. Стоит только бликам солнца порозавить небо, я готов взлететь и исчезнуть навсегда. Мне даже не нужны вещи, так мало в моей жизни вещей, которыми я дорожу. Я несколько раз брал сотовый телефон в руки, пересматривал фотографии своих друзей, мне хотелось позвонить Аоки, но, пожалуй, в такое время он еще спит. Единственный, кто мог бы разделить мою бессонницу, был Крис. Я колебался недолго, я почти убедил себя в необходимости данного поступка и, наконец, набрал его номер. Крис ответил сразу же. Я так был удивлен, что отшвырнул телефон прочь. Сев на кровать, я стал ерошить волосы, лучшим решением был просто скрыться под одеялом и уснуть. Но я знал, что не сделаю этого, я подобрал телефон и снова набрал Крис.
- послушай, тут такое дело, давай встретимся!
Крис на том конце провода усмехнулся.
-хорошо, - сказал он. – Но знаешь, пока я доберусь до тебя, настанет утро.
-ничего, - ответил я, - я пойду тебе навстречу, - и отключился.
И вот город спит. Непоколебимое спокойствие. Я бреду по вымощенной улице, опять на поиски приключений. На самом деле это действительно безумная затея, Крис живет на Син-Окубо, а я в Китидзёдзи, пока мы доберемся, друг до друга, должно быть пройдут дни. Но я все равно иду вперед, я верю в судьбу. Под эстакадами железнодорожных путей непривычная тишина. Иногда на пути мне попадаются небольшие храмики, я бросаю монетки в пять иен в их алтари. Но, хлопая в ладоши, я не знаю, что попросить и снова бреду дальше. Я думаю о Кейко. Мне совсем не хочется ее отпускать, хотя нет ни одной причины, по которой я мог бы уговорить ее остаться. Я так давно был в Осаке и даже не могу сказать, лучше ли в этом городе, чем в Токио или нет. Я, например, так привык ездить в пятницу утром на Сибуя и пить кофе в Старбакс, смотря, как сотни людей переходят улицу в одно мгновение, что мне, кажется, исчезни это, и моя жизнь решится чего-то важного. Глупо конечно. Но, пожалуй, мою жизнь можно назвать чередой таких глупостей. Дойдя до автомата с сигаретами, я останавливаюсь передохнуть. Воздух сегодня прохладный, уже почти зима. Даже в горы не поедешь, так там холодно, поэтому я целыми днями сижу дома, укутавшись в одеяло. Обогреватель не разрешает включать хозяйка квартиры, она уверена, что я засну, забыв его выключить, и сполю дом. Удивительно, она волнуется за свой дом больше, чем за жизнь своих постояльцев. Кондиционер, включенный в режим подогрева, совсем не греет комнату, пока воздух идет на тебя, еще можно как-то согреться, но все тепло моментально вылетает в щели оконных рам, а пол на ощупь похож на асфальт на улице, разницы нет, я проверял. К счастью, я иногда ночую у Аоки или у Крис. У Аоки в общежитии есть обогреватель, а у Крис центральное отопление. Но после ночей, проведенных в тепле, возвращаться в мою промерзшую комнату еще хуже. Скорей бы весна. Весной я уеду куда-нибудь, может, отправлюсь в Химэдзи, а там, в Киото и Окаяму, а там уже недалеко до Сикоку. Я зевнул, неужели властитель снов, наконец, нашел меня. Я спал пару раз на лавочке в парке, а один раз прямо у автомата с напитками. Нет никакой надежды, что Крис меня найдет. Лучше бы было позвонить ему и отменить встречу, но мне так хотелось поговорить с ним.
-Надо идти, - сказал я сам себе, покидая автомат с сигаретами, а он продолжал светить мне в ночи, словно маяк в бесконечном море.
Наконец я добрался до Коендзи, я очень устал и понял, что врятли рискну пойти дальше. Сердце бешено колотилось, руки совсем замерзли, их не спасали даже карманы пальто. Я остановился около столбов железнодорожного моста, прямо перед зеброй, ведущей на другую сторону. Это место мне было знакомо, я не только бродил здесь тысячу раз, но и видел его в одном из японских мультфильмах, еще до того, как моя нога вступила впервые на эту землю. Забавно, неправда ли?
Я покупаю в автомате зеленый чай, делаю круги по близлежащему скверику, я жду Крис, я уверен, что он придет. Странно, в этот момент в моей голове звучит “For What It’s Worth”. Меня вполне могут принять за сумасшедшего и забрать в полицейский участок. Немного утихомирив свою голову, я сажусь на асфальт. Кажется, ног я тоже уже не чувствую, наверно, еще пол часа и мое сердце превратиться в ледышку. «О, где же ты Герда!», - хочется закричать мне, но вместо этого из моего рта вырываются слова совсем другого содержания. И здесь наступает момент, когда я готов усомниться в своем чутье, готов поверить, что наступил момент, когда все боги отвернулись от меня. Надо же было додуматься надеть легкие туфли от S***R в такой холод. Красота действительно требует жертв. Кейко часто терроризировала меня по этому поводу. Ей казалось бессмысленным быть настолько зависимым от трендов нового сезона. Зато, когда мы гуляли вдвоем, изображая влюбленных, чтобы избежать чувства одиночества, на нас неизменно оборачивались прохожие, удивляясь, какая красивая пара проходит мимо. А мы потом смеялись над этим с Кейко, сидя в Jonathan’s на Сибуя. Нам всегда было хорошо вместе. Нам всегда было безумно хорошо. И как же я мог отпустить ее теперь, просто так, не сказав ей ни слова. Сидеть на асфальте, жалеть себя, умирать от холода – все это не имело смысла. Я должен был что-то предпринять. Я должен был сказать ей. Я вдруг встал с асфальта и быстро зашагал, сам не зная куда, просто вперед, доверяя кому-то невидимому, толкающему меня в плечо. Я понял, что чем больше буду раздумывать, тем больше потеряю, а я не мог этого допустить, только не в этот раз.
Пробегая через дорогу, я увидел выезжающие из-за угла такси. Оно остановилось у одного двухэтажного домика. Из машины, пошатываясь вышел сарариман, в переброшенном за спину галстуке. Он пытался на ходу повернуть галстук обратно, но никак не мог. К тому же он выронил дипломат. Я подошел к нему и поднял дипломат, отдал в руки незадачливому работнику, поправил галстук. На меня повеяло сильным запахом алкоголя.
- вы в порядке? – спросил я. И тут же повернулся к такси. Вот было решение моих проблем! Водитель неодобрительно выглядывал на нас из машины и был готов вот-вот закрыть дверь и уехать, но я был быстр. За долю секунды я влетаю на пассажирское место. Шофер смотрит на меня неодобрительно, но после минутной паузу спрашивает:
- куда?
Я невольно улыбаюсь: «Тебе опять повезло, Ши, удивительно повезло».
-мне нужно в Син-Окубо, - почти спокойно говорю я, - мне очень срочно нужно в Син-Окубо. -мне правда очень нужно, - говорю ему я. Таксист щелкает языком, вздыхает, действует не слишком быстро, действует мне на нервы. Может ему не нравится что-то в моей внешности? Например, он предпочитает Yoji Yamamoto, а не Hugo?
- быстрее, - говорю ему я, немного развязано, и мы, наконец, трогаемся с места.
Мне понадобилось усилие над собой, чтобы не затеять с водителем ссору, я бы точно ввязался с ним в словесную дуэль, был бы занесен в черный список, и меня бы могли выслать из страны в любой момент. К счастью, я замерз, устал, и постарался держать себя в руках во все время нашего короткого, но не слишком радужного путешествия. Это была моментальная взаимная неприязнь, наверное.
Добравшись до Син-Окубо, я вдруг обнаружил, что мой телефон разрядился и спит спокойным сном. Теперь я не мог позвонить Крис. Я уже ничему не удивлялся и просто побрел по улице, ведущей от станции, где ютились разнообразные корейские ресторанчики. В такое время все они уже были закрыты, неоновые вывески выключены или убраны внутрь, только у одного заведения все так же мигала рекламная табличка, агитируя неведомо почему шатающихся в такое время прохожих отведать риса с кимчи и жареной свинины. Я вобщем-то не хотел есть, но и дальше бродить по улицам мне не хотелось. Поэтому я зашел внутрь, в тесное небольшое помещение, у одной стены которого была барная стойка и кухня, а у другой всего пара столиков. К моему удивлению, или может ожиданию, у стойки сидели Крис и Шо, они неспешно рылись металлическими палочками в своих чугунных мисках. Мне удалось услышать часть их разговора.
- вполне вероятно, что в такую погоду он замерзнет на улице, и завтра нам позвонят из какой-нибудь больницы с просьбой опознать тело, - заявил Шо.
-да, Кейко очень расстроится, - вставил свое меткое замечание Крис.
- Ей будет стыдно до конца своих дней, - согласился Шо.
Я просто поразился их наглости, вот так спокойно обсуждать вероятность, что я умру, когда я действительно всю ночь был в «невероятной опасности». Я прошагал немалое расстояние, в надежде получить дружескую помощь, а Крис в это время сидел в ресторанчике около своего дома и наслаждался теплом и едой в компании Шо! Это была вопиющая, на мой взгляд, несправедливость. Я тихонько подкрался к своим «друзьям» и обрушил на их затылки две отменных затрещины. Они оба резко обернулись на меня, да так резко, что Крис бы слетел со стула, не поймав я его ловко за вороты пальто. Наверно, я представлял из себя душепотрясающее зрелище. Бледный, невыспавшийся, злой. Мы некоторое время смотрели с Крис друг на друга, я все еще держал его за ворот пальто, а потом он вдруг расхохотался, да так заразительно, что этот смех подхватил Шо и, в конце концов, я сам засмеялся над собой.
- Ты пришел! – воскликнул Шо. – как тебе это удалось?
Крис и Шо освободили стул между ними и я, наконец, смог расслабиться и отдохнуть после своей бессонной ночи. На меня сразу навалилась усталость, мне даже не хотелось говорить, поэтому я оставил вопрос Шо без внимания. Мои приятели продолжили молча ковырять палочками в тарелках, едва ли можно было отнести их подобное поведения к вдруг проснувшейся совести. Думаю, они знали, что я пришел излить им свою душу и теперь с замиранием сердца ждали этого неизбежного потока.
- Я должен помешать Кейко уехать, - наконец сказал я, ни к кому не обращаясь, но при этом, почему-то уставившись на снующего за стойкой повара, от чего тому стало неловко, и он поспешил налить мне чашку теплого ячменного чая. Крис и Шо разом обернулись ко мне. Крис улыбался, и что его всегда так веселило, я никак не мог понять.
-зачем это? – опять поинтересовался Шо.
- я не смогу без нее.
Крис стал улыбаться еще шире.
- не понимаю, как она может уехать и бросить меня.
Шо закивал, Крис закачал головой. Я толкнул его в бок.
- Что с тобой? – кажется, я начинал злиться на Крис, – ты мог бы выразить хоть долю сочувствия.
Англичанин перестал улыбаться и посмотрел на меня своим самым серьезным взглядом «старшего брата по разуму». Я не выносил этого взгляда, чувствовал себя перед ним виноватым во всем и каким-то невероятно маленьким.
- какой же ты эгоист, - произнес Крис и стал подниматься со стула, доставая из кармана пальто деньги. Он направился к кассе, расплатился и молча вышел. Я тут же отправился следом за ним. Холодный воздух отрезвил мою голову, заронив вдруг чувства безмерного спокойствия и соразмеримого с ним безразличия.
-Крис! Что мне делать? – произнес я и закрыл лицо руками, глубоко втягивая воздух и тут же безвольного отпуская его белым облачком пара.
Крис снова улыбнулся, как всегда потрепал мои волосы, словно я был его домашним питомцем, а потом произнес своим мягким чарующим голосом, как герой голливудских кинолент:
- скажи ей, что ты чувствуешь, а потом отпусти.
Могу поспорить звезды на небе в этот момент были до неприличия похожи на бутафорские, и сияли в два раза сильней, чем обычно.
Я не хотел отпускать Крис, держа кончиками пальцев рукав его пальто. Но он не остался, он больше не хотел помогать мне или, может, не мог? Может, он был моим Ангелом Хранителем, а у Ангелов и так полно дел. Или моим Ангелом- Хранителем был Глен? Но его не было и не могло быть сейчас рядом. Крис ушел, освободился от моих пальцев и уплыл по тихой корейской улице куда-то в темноту.
Потом из ресторанчика вышел Шо, он молча смотрел то на меня, то на пустую улицу, в которой растворился Крис. Я же достал сигарету и молча закурил. До утра еще было время, я мог еще подобрать тысячу слов, чтобы все-таки рассказать о своих чувствах и позволить себе ЕЕ отпустить.



-это не мое место-
Луиза тоже написала мне. Я счастлив!

21:50

Peace maker

-это не мое место-
источник вдохновения


00:45

М.

-это не мое место-
я все так же люблю М. Что поделать он прекрасен, как прекрасен тополиный пух, летящий на столиках в кафе,
где ты сидишь напротив и притворяешься, что слушаешь, слушаешь, слушаешь...

P.S.Люблю, когда в июне идет снег.

-это не мое место-
Куда ведут бесконечные туннели поездов? Вот загадка, извиваясь, петляют, и кажется, оказавшись в их объятиях, ты никогда не вырвешься на поверхность. Но Милдред этого не объяснить, она до жути боится водить машину. С моего приезда из Англии, ее почти всегда нет дома, и она почти всегда молчит. Я поступаю аналогично. Только, когда звоню домой Глен, что-то меняется, я пытаю домработницу их семьи, не дома ли мой друг и почему он не звонит мне. Я пишу смс, но они видимо теряются в пустоте. Получается, что слова ничего не значат, а тогда зачем они вообще нужны. И я молчу. Все кажется бессмысленным, но Милдред это объяснить я тоже не могу. Я закрываю один глаз рукой, смотря, как в вагон вплывают новые люди, смотришь на них по другую сторону стекла и кажется, что ты в аквариуме. Нет, мне явно становится дурно, и я другой рукой закрываю и второй глаз.
- Перестань, Ши, - Милдред отлепляет мои руки от глаз. Я вздыхаю. Я вырос, теперь никто не может назвать меня «мелочью» в школе, но позволяет ли мне это смотреть на мир с высока, вот в чем вопрос.
-Когда мы приедем? – спрашиваю я.
- скоро, потерпи немного.
-угу, - киваю я, начинаю выковыривать нитку из своего свитера. Милдред в ужасе, этот свитер мне прислала из США Сюзен.
Наконец мы останавливаемся и выходим. Такая долгая пауза и снова небо, и воздух, и ветер и мне хорошо. Пусть пространства вокруг ограничено домами и дорогами, все же если посмотреть вверх преград невидно. Я тяну Милдред за руку. Мне хочется быстрее, все и сразу. Потом ты забываешь это чувство, может, вырастаешь выше, а может что-то еще.
Милдред почти бежит следом, наконец, мы сворачиваем в переулок и оказываемся у серого от пыли старого дома. У дома крепкая черная железная дверь, я, не задумываясь, открываю ее и вхожу внутрь. Мы с Милдред оказались внутри.
- Зачем тебе учить японский? Я не понимаю. Есть множество других красивых языков. Например, французский, - сказала мне Милдред. Но я качаю головой. – ты даже английский толком не знаешь. – Я пожимаю плечами.
В комнате записи на курсы японского нет ничего интересного и к моему удивлению нет японцев. Я рассматриваю дырочки на белых облицовочных плитках стен, пока Милдред записывает меня и вносит предварительную сумму. Ей эта затея с японским казалась сумасшедший, но я всегда слушал свое внутреннее чутье. А еще я с детства жил рассказами о стране за морем, которая представляет собой декорации к фильму о будущем. Именно так считала моя мать.
На каждой плитке было по двадцать дырок. Я почти сумел сосчитать количество всех плиток на одной стене, но Милдред позвала меня к выходу.
- что ж, занятия начнутся на следующей неделt. Благодарность?
Я поморщился, но все-таки поцеловал Милдред в щеку. Милдред улыбнулся, женщинам всегда нравится целоваться. Мне тоже вобщем-то нравится, но признаваться я в этом не хочу.
Осенний воздух наполнен грустью, ожиданием чего-то и неопределенностью. Еще светит солнце, деревья окрашены в разные цвета и все-таки такое ощущение, что что-то кончается. Наверное, я становился взрослым. А может, я чувствовал вихрь надвигающих перемен и хотел сбежать от них. В Англии мне это не удалось, но могло получится сейчас. Милдред положила руку мне на плечо.
-давай пообедаем в кафе? – сказала она. Я охотно согласился. Милдред не любила готовить и не умела.
Когда мы наконец расположились за столиком и смотрели меню, я почувствовал, что Милдред хочет поговорить со мной о чем-то, но у нее не хватает мужества. Она то и дело пристально смотрела на меня, открывала было рот и вздыхала. У меня аж мурашки бегали по телу от этих проницательных взглядов. Пусть бы лучше она так на моделей смотрела в своем агенстве, а мне такой взгляд совсем не нравился.
-Милдред! – не выдержал я, – говори, что ты от меня хочешь?
Я застиг ее врасплох, она сначала даже закрылась меню, но потом положила его на стол и стала смотреть на свои наманикюренные ногти.
- ты все время звонишь Глену, - сказала она.
-я? - я театрально ударил себя ладонью в грудь, изображая искреннее удивление, – ты выдумываешь.
Милдред посмотрела на подошедшего официанта, словно ища у него поддержки.
- кофе, - сказала она ему, – я не слепая. Ты переживаешь из-за него.
- салат из овощей, рис , картофельные оладьи, чай и минеральную воду, - сказал я официанту, захлопнув меню, – не из-за кого я не переживаю. Я просто хотел узнать домашнее задание. Не виноват же я в том, что он дома не живет и вообще, как сквозь землю провалился.
Я нахмурился. И произнес каким-то чужим безжизненным голосом.
- Тема закрыта, лучше расскажи про съемки. Можно мне приехать посмотреть?
Милдред закатила глаза.
-можно, - кивнула она и на этом мы ушли от понятия Глен.
Но он продолжал быть повсюду, им была наполнена моя жизнь, и отказаться от него так сразу я не мог. У него было все, о чем, я, как мне тогда казалось, мог только мечтать. Замечательные родители, отличный дом, потрясающая внешность, блестящий ум и так далее и тому подобное. Я нарисовал его безупречный образ. И он был моим другом. Это льстило мне, это заставляло меня гордиться собой и искать, искать в себе то, что могло бы его удержать возле меня. В школе у нас была общая тайна, в Англии общая мечта, но теперь, как будто все было разрушено. И я день за днем обвинял себя. «Ты не подходишь ему Ши, ни по каким параметрам», - я просыпался и засыпал с этой мыслью. Это стало моей навязчивой идеей. Глен избегал меня, в школе он появлялся редко, не обращал на меня внимание, старался быть в стороне, а меня охватывал страх подойти к нему самому. Словно внутри меня возникла стена. THE WALL. Я злился, обижался, не понимал сам, что же я чувствую. Я старался отвлечь себя, искал новые увлечении, читал книги, решил выучить японский язык. И главное – я был одинок. Ни мой отец, ни моя мать не были мне близки. Она вообще уехала из страны, недавно звонила мне из Франции, а Он, он так был всегда занят, что мы виделись, лишь когда я приходил к нему на работу, или когда Милдред уезжала в командировке и я жил у него. Но здесь не было и намека на душевную близость. А с Глен, мне казалось, что было.
Во мне росла решимость поймать Глен в ловушку и заставить его объяснить мне все. Дикий и безумный план, полный злости и обиды, но тогда я так не считал, мне это казалось самым лучшим решением.
На целую неделю я забыл о Глен. Моя жизнь заключилась в привычные рамки. Школа – дом Милдред, иногда съемки, курсы японского.
Хорошо осенью, воздух словно становится чище, дышать легче. Я стоял у школы, когда он тоже выходил со своими новыми друзьями, с целой свитой, словно принц. Мне даже стало как-то не по себе, ведь у меня за спиной никого не было. И все же я набрался смелости, я подошел к нему и преградил им путь.
- привет, - сказал я и стал смотреть ему в глаза. Он совсем не изменился, светлые волосы были аккуратно подстрижены и спадали волнистыми прядями на лоб и уши. Глаза такие же голубые и глубокие, в них есть что-то нечеловеческое. И улыбка, или скорей усмешка, человека, умеющего презирать других. Он кивнул мне, но я видел, что за эти четким кивком скрыта растерянность. И это предало мне сил. Мне хотелось в нем видеть все так же своего друга, свой объект обожания, я даже не смел сказать ему что-то неприятное, что –то обидное. Но я скучал без него, и мне хотелось побыть с ним немного вдвоем.
-поговорим? – спросил я. Глен явно колебался. На щеках появился легкий румянец, должно быть свидетель его волнения. Наконец он выдохнул и произнес:
- поговорим.
Принцу пришлось оставить свою свиту к моему удовольствию. Мы зашуршали листьями по асфальту, кажется, это были клены.
-Ши, нам лучше не общаться, - начал было Глен. – понимаешь, это как цветы зла у Бодлера, они погибли, но дали свои семена. Это как темная сторона луны, я уже нахожусь на этой стороне, а ты пока еще нет. Но главное для тебя там просто нет места.
- ты говоришь чушь, - я остановился, вдруг отчетливо увидев яркую расцветку своих кед. Я не понимал, что хочет сказать мне Глен, Бодлера я еще тогда не читал. Я выжидающе посмотрел на светлые пряди, похоже Глен решил не встречаться со мной глазами. Он стоял ко мне в пол оборота, не решаясь обернуться, ладони его были сжаты в кулаки, словно он боролся с собой.
-это не чушь, Ши, ты просто не можешь этого понять, ты не можешь понять меня. Мы никогда не найдем общего языка. Для нас его не существует. Я общался с тобой из-за скуки, ты мне казался смешным дикарем, а в Англии я сделал тебя своим послушным рабом, рабом своей мечты. Потому что собственной мечты у тебя быть не может. Ты далек от какого-либо практического понимания действительности, я вообще склонен считать теперь, что ты не можешь жить в этом обществе. Тебе лучше вернуться в степи, жить сиюминутными потребностями и быть тем, что ты есть.
Я поразился его вопиющей вульгарности, эта разыгрываемая передо мной сцена была совершенно неправдоподобна и бессмысленна. Я понял теперь, почему он избегал меня, он сам пытался бороться с собой, с желанием быть самим собой и быть тем, кем его хотели видеть. Я улыбнулся, мне стало смешно, я даже прикрыл рот рукой, чтобы сдержать улыбку.
- ты смеешься!- воскликнул он, оказавшись вдруг совершенно растерянным. Я пожал плечами. – я целую неделю готовил эту речь, я был уверен, что ее смысл будет очевиден – нам нельзя больше быть вместе, нам нельзя дружить.
-ну, хорошо, - вдруг успокоил его я. – нельзя, так нельзя.
- ты готов с этим смириться, вот так просто? – он явно был удивлен.
-нет, не готов, - честно признался я, - но я готов ждать.
Он посмотрел на меня внимательно и задумчиво, словно ждал, что за этими словами последует что-то еще, а потом просто кивнул, он согласился со мной.
- ну, что же, тогда прощай, Ши! – он взял мою безвольно податливую ладонь и сильно пожал ее, желая как можно дольше оставить свое тепло.
- до встречи, Ени, - улыбнулся я и ответил на это рукопожатие.
Теперь я был практически счастлив, хорошее расстование это обязательно начало чего-нибудь нового. И все же, когда Глен отвернулся от меня и пошел прочь, что-то больно кольнуло мня внутри, но что это было за чувство, я не мог понять. Все поплыло перед моими глазами, деревья и небо поменялись местами, а сердце забилось слишком быстро. Я уже не видел удаляющейся фигуры Глен, не видел темного следа асфальта и даже не почувствовал, как меня зашатало и понесло куда-то в сторону. На меня вдруг обрушился гомон и шум проезжей части, груда железа и невероятная боль. И тишина. Абсолютная неподвижная тишина.
А потом я видел сон. Я ехал по бесконечному туннелю в вагоне метро. Вагон был полупустой, откуда-то доносились звуки Лунного света Дебюсси. Мне было невероятно спокойно и легко, а на противоположном сидении от меня сидел кто-то похожий на Глен и улыбался.

@музыка: Дебюси, Лунный свет

23:07

Happy!

-это не мое место-
- знаешь, -сказала она, - больше всего мне хочется жить в свой день рождения.
- это же здорово,- кивнул я, - на день рождения тебя все поздравляют, куча подарков и тому подобное.
Она покачала головой.
- дело не в этом, просто понимаешь, в этот день, кажется, что жизнь начинается сначала и ты можешь что-то изменить.
Я согласно кивнул, в этом была логика. Может быть из-за этого мы и расстались через год, именно в день ее рождения.
Я ни о чем не жалел, я не успел к ней привязаться. Но вот странность, следующая моя возлюбленная никогда не отмечала
свой день рождение.
- но почему? - уговаривал я ее, - давай сходим в кино, в кафе, самое шикарное во всем городе. Хочешь, я куплю тебе сотню
шариков, забью разноцветными шарами весь дом. Хочешь я украшу все вокруг цветами?
Но она лишь качала головой. Я готов был рвать волосы, как же так, человек не хочет вспоминать о таком важном дне.
- понимаешь, -говорила она, - если я не отмечаю свое день рождение, значит время остановилось, значит я не старею и
остаюсь все такой же. Поэтому я не хочу праздновать свой день рождения, ведь каждый раз он приближает меня к концу.
Я не мог абсолютно разделить ее точку зрения, но все же и не возрожал. С девушкой без дней рождений я прожил почти
6 месяцев. Потом у меня началось в жизни множество перемен. дни летели, как секунды, месяцы, как часы. Я не успевал сообразить,
какое сейчас число или время года. И в этой суматохе я совсем забыл отметить свое день рождение, и вспомнил о нем спустя месяц.
Тогда я сидел в своей квартире один, на кухне, где была самая красивая зеленая люстра. Было тепло и тихо, на улице замер свет.
И я вдруг вспомнил и девушку, которая каждый год начинала все сначала, и ту, которая не вспоминала о своем дне рождении никогда,
и подумал, что в этом дне есть что-то необыкновенное, и что совсем нестрашно, если для меня этот день наступит сейчас.

-это не мое место-
наконец альбом дошел и до меня, решил купить Английскую версию.
Очень приятная на ощупь.

21:44

from manga

-это не мое место-



герой

-это не мое место-


23:54

13

-это не мое место-
как снова много совпадений, в это лето
поставь на 13...

-это не мое место-
КРИС

Подумаешь, где-то высоко летают птицы. Траектория их полетов совершенна свободна. Они, мне кажется, могут достигнуть звезд. Стоя на крыше, я могу представить, что я почти так же свободен, как они. Бетонированная площадка еще прогрета сентябрьским солнцем, там где-то в пустой синеве горизонта мерещутся силуэты гор. Тонкой полосой пробегает электричка. Я брожу по крыше взад вперед, пока здесь никого нет, это мое огромное пространство –целый мир. Еще можно забраться выше, по пожарной лестнице. Что я и делаю. Я ложусь на белую поверхность широко расставляя руки. В тесной постели в общежитие мне так не развернуться.
-Хорошо, хорошо, -тихо говорю я, мне смешно, потому что хозяйка наверняка ищет меня внизу. Я опять выбросил пачку от сигарет в общую мусорку. Д, я знаю, я –бака и гайдзин, и вообще не так-то сложно запомнить, что бывает горящий мусор, бывает не горящий и бывают пищевые отходы. Пустые пачки сигарет нужно выбрасывать в специальную урну на этаже мальчиков. Помню, помню, но я обычно курю у окна в своей комнате, а потом по привычке бросаю пачку в корзину для бумаг.
Завтра в 5 утра у меня работа. Съемки для одного из модельеров. И это тоже нужно запомнить, лучше бы заранее поставить будильник на мобильном. Но я почему-то тяну время. Если забуду, меня убьют. Это какая-то невероятно важная съемка и опаздывать нельзя. Глубокий вдох, словно впитываешь всю эту синеву наступающей осени. Пока еще нет листьев красных кленов, толп туристов в горах, но есть нечто невероятное в воздухе, что каждый раз напоминает мне, что скоро конец жаре и дождям.
По пути в свою комнату встречаю француза и испанца, они кажутся такими счастливыми, я киваю им. Как ни странно за время, что я стал жить здесь, я почти не с кем не общался. Европейцы заставляют мой мозг напрягаться невероятной смесью английского и японского. Их речь мне кажется чужеродным органом, вдруг впивающимся в мое тело. Поэтому я просто всегда улыбаюсь и киваю. Я просто не хочу их понимать.
Вечером заставляю себя отправиться в «комбини», на моей полке в холодильнике никогда ничего нет. Поэтому при особенно сильных приступах голода, я выбираюсь из своей норы. Бутылка воды стоит на столе возле ноутбука, и в принципе до пяти утра можно дотянуть и с ее помощью. Перед съемками лучше не есть, тогда глаза блестят, скулы выглядят особенно эффектно, правда я сегодня и так не ел. И в конце концов мне
нужен новый си-ди или игра, или манга, или можно взять фильм в прокате.

Беру свой темно-бардовый клатч. В нем, кажется, собрана вся моя жизнь. Добавляю очки от Кэльвин Кляйн, все остальное приобретено в магазине Cactus и выбрано для мня Кейко. Кеды дешевые и бледно-голубые, но я никак не могу выбраться за новой обувью. Возможно, Милдред пришлет мне что-нибудь от KC, Mochcino. Да, у Москино отличные сникерсы. Пожалуй, мне стоит купить новую пару.
На одежду я трачу безумное количество денег. Приходится экономить на еде. Милдред говорит, что во мне развит комплекс метросексуала, а сама поступает так же. По крайне мере, за все время жизни с ней, наш холодильник едва ли часто был полон, исключая случаи, когда после банкета можно было забрать еду. Хотя что плохого в хороших туфлях, хорошей сумки и костюме. Поверьте, вы наверняка обратите внимание на мужчину в костюме от Прада, чем на мальчишку в шортах и футболки. А как вы отнесетесь к мальчишке в костюме от Прада?
Мысли летают в голове, словно мячик в пин-понге. Выхожу из дома, уже почти стемнело. По улицам бредут возвращающиеся из офисов сарариманы. Я точно знаю, что никогда не буду таким. Ничто не заставит меня носить костюм в эти еще жаркие дни, разве что билет на Каннский фестиваль.
Шагаю мимо спящих домиков, мимо тесных темных улочек, мимо китайских дешевых забегаловок и автоматов с напитками, пока не оказываюсь на большой улице. Здесь на каждые 100 метров приходится комбини и еще есть большой супермаркет. Я выбираю Лоусон-натурал, где продаются товары высокого качества и преимущественно ориентированные на офисных фей. Здесь есть красивые наборы фруктов, красивые пирожные, свежесваренный кофе, натуральное мороженое, французская минералка. Мне хочется взять все, но нужно помнить о съемках и экономии. Я все-таки решаюсь на сэндвич из хлеба с тремя злаками, брынзой и огурцами, беру еще бутылку холодного лимонного сока, а так же Токио волкер. Этот журнал описывает все основные события в городе, но я преимущественно разглядываю картинки и иногда вникаю в суть раздела «SALE».
Девушки на кассе в белых рубашках кладут мне все в белый пакет. Они не могут понять японец я, хафу или же иностранец, хотя и стараются ни в коем случае не показать, что это их сколько либо волнует. Я специально наклоняю голову, чтобы из-за отросшей челки не было видно моих национальных особенностей. Молча беру сдачу, молча выхожу из комбини. По пути есть магазин поддерженых дисков и книг. Я быстренько пробегаю мимо стеллажей, пытаясь найти знакомое мне название. Здесь полно дисков Гакта, Диров и Ларков. Долго раздумываю над подарочным изданием альбома Марс, потом все-таки беру его, далее те же сцены, и я опять на улице. Душно, темно, скучно. В Макдональдсе все еще продают мой любимый террияки-чикен-фрэо, поэтому я забываю про съемки и полезные продукты и на один вечер становлюсь жертвой фаст-фуда. Реклама по ТВ действует на меня сильнее, чем стимулирующие средства. Такое ощущение, что если я не съем этот новый мак, я просто не существую.
Идти в общежитие мне теперь не хочется, я не люблю сидеть и есть на общей кухне. Крышу уже тоже закрыли на ключ, и скорей всего выбраться туда не получится. Если пробраться в свою комнату, то все равно от еды не будет никакого удовольствия, к тому же я не выношу запах еды в комнате, тем более, когда еще так тепло, он имеет особенность впитываться во все поверхности. Мне ничего не остается, как свернув в одну из темных улочек, сесть на тротуар и представив, что я нахожусь в самом дорогом ресторане в Токио (наверно это тот самый, где в последний раз ужинал Мисима), оторваться от целого мира и попытаться немного поесть.
Но еда, кажущаяся такой вкусной, быстро встает комом в желудке. Я усиленно запиваю все это минералкой и думаю, что лучше бы я съел тарелку собы, чем опять жевать бутерброды. Но уже поздно, следствия поступков ощущаются лишь тогда, когда они наиболее очевидны.
Я иду дальше, на темных улицах никого нет. Живот болит, кажется, я утратил способность воспринимать пищу. Интересно, когда я ел в последний раз? Автоматы с напитками и сигаретами, словно призраки. Я останавливаюсь, чтобы купить пачку Lucky Strike. В автомате огромный выбор сигарет, но я почти всегда покупаю одни и те же, не знаю, можно ли это назвать закостенелостью или консерватизмом, привыкая к чему-то определенному, я чаще всего остаюсь приверженцем этой вещи навсегда. Скучно, но зато это создает иллюзию постоянства. Может быть, однажды, я стану покупать сигареты с лимонным вкусом и тогда удивлю вас.
Время тянется медленно, а я почему-то не спешу возвращаться в свою комнату. Смотрю на темные окна домов, в них не видно силуэтов людей. Иногда слышно, как скользят по асфальту шины велосипедов. Из домов раздается шум телевизоров, но не слышно, как говорят люди. Кажется, что, ты вообще единственное живое существо на этой площади, а все остальные андроиды.
В какой-то момент расположившись на площадки возле автомата с напитками и прислонившись к нему спиной, я начинаю засыпать. Огни фонарей расплываются, звуки становятся неясными и на душе так спокойно и уютно, что мне не хочется шевелиться, чтобы не потревожить это ощущение. Голова тяжестью клонится к низу, мир словно переворачивается и вот я уже лечу со скоростью 300 км в час по одной из горок в парке аттракционов Фудзикю –взииик.
Больно ударившись головой об автомат я мгновенно просыпаюсь. «Больно, как же больно», - я хватаюсь за голову. Все определенно, мне пора домой. И спать. Я уверен в этом до тех пор, пока наконец, зайдя в свою комнату, не понимаю, что я купил новый диск, давно не проверял электронную почту и не играл в свою ниндендо. Я ставлю будильник на 4 утра, ложусь в три.
Когда мобильный начинает истошно кричать «GET UP!”, я не сразу понимаю, где я нахожусь. И в этой полу-реальности, я готов поверить, что вся моя жизнь это всего лишь сон, который снится бабочки, порхающей в райском саду.
Выглядеть нужно хорошо, но, разглядывая свое отражение после душа в зеркале, я понимаю, что это определение не для меня. Под глазами видны темные круги, настроение живо-возбужденное, на ногтях нестертый коричневый лак, губы сухие. Волосы не поддаются укладки, поэтому я просто энергично вытираю их полотенцем, надеясь, что по дороге они высохнут до нужного состояния и приобретут естественную форму. Быстро натягиваю футболку, джинсы, носки и кеды, на ходу беру свой клатч и бегом к станции.
Стоит только выйти из спящего общежития и на улице меня окутывает прохладный утренний воздух. Солнце еще только-только начинает вставать. Смешение серо-голубых и оранжевых цветов заставляет мое сердце биться быстрее. Этот воздух, как будто еще свободный от суеты дня, хочется с запасом вдохнуть его и сохранить это ощущение на весь день. Мне легко бежать по свободным улицам, где никто не может помешать ни единому моему движению. Я жажду ощущений и событий.
На станции уже есть люди. Они ходят взад и вперед, ожидая поезда. Солнце поднимается выше, задевая крыши домов, и пускает солнечных зайчиков мне в глаза. Я так спешу, что забываю о времени, оно мне кажется, ползет улиткой по моим нервам. Если я опоздаю, возможно, мне не дадут эту работу, мне вообще не дадут больше работу. К сожалению, я лишен многих преимуществ голубоглазых блондинов - моделей. Я наполовину азиат, в цвете моих глаз лишь чуть –чуть присутствуют серо-голубые крапинки, а мои волосы черные и жесткие, словно перья у ворон. УУуу! Мне не хочется опоздать!
Я почти впадаю в студию, где проводят съемки. Меня тут же ведут гримировать. Дружелюбная девушка провожает меня к жадным до работы стилистом. «I’m here!”, говорю я ей, улыбаясь своей самой искренней улыбкой. Она улыбается в ответ, тоже дружелюбно и даже как-то не по-японски. Позже я узнаю, что девушку зовут Сатико и приглашаю ее поужинать со мной в воскресенье.
Пока меня гримируют, мне удается немного поспать. В студии поет Мадонна, умоляя Аргентину не плакать о ней. Вместе со мной в съемке участвует одна светловолосая девушка, вроде немка, один парень японец Мику, девушка японка Сумирэ и парень из Англии Крис.
Крис по словам Сатико, просто звезда, он уже давно крутится в модельном бизнесе и вся эта съемка вроде затеяна только ради него. Для начала мы представляемся друг другу. Японцы застенчиво кланяются, девушка-немка слегка кивает мне головой, произнося что-то вроде ОченьприятноХанна. А Крис подходит ко мне и улыбается потрясающей улыбкой, перед которой падают даже такие марки как хьюго и кельвин кляин, и жмет мне руку, а потом, вдруг совсем неожиданно ерошит мои и без того взъерошенные феном волосы. И совершает переворот, словно Диор в 47 году, когда его модель вышла в платье с удлиненной юбкой, пышным бюстом и маленькими плечами. Человеческое прикосновение самое хрупкое явление в мире. Я растерян, быть может немного смущен. Я почему-то вдруг смотрю на Сатико, а она пожимает плечами. А потом я смотрю на совершенство передо мной.
-полегче, - сказал я ему на каком-то ломано-неправильном английском, желая побыстрей избавиться от ощущения этого непроизвольного жеста, от этой обезоруживающей человеческой красоты, которая сейчас задумчиво смотрит мне в глаза. Крис кивнул мне, все так же дружелюбно и немного отошел от меня. И мы остались стоять вдвоем чуть в стороне и вместе, пока не объявили начало фотосессии.
Мир кружился в сбивчивой японской речи, похожей на песню, в спышках фотокамер и свете прожекторов. Казалось, что за пределами этой комнаты мира не существует вовсе, что это не более, чем иррееальность воспетая Новалисом и Шелли. Повернуться, улыбнуться, сесть на корточки, взять за руку девушку. Главное быть послушным, за тебя все решит фотограф, нужно быть не более чем куклой, ни в коем случае не добавлять что-то от себя, тогда тебе наверняка удастся быть собой. После нескольких часов съемки, я валился с ног. Дальше магия –фотошопа сделает нас совершенно не отразимыми и нас никто не сможет узнать на улице, потому что мы просто не будем похожи на себя, мы станем невыносимо красивы. Да, такую плакатную красоту я просто не выношу.
В 10 часов нас отпустили, раздав белоснежные конверты с деньгами. Я был несказанно рад, наличные мне были нужно сейчас, как никогда. Я готов был сразу уйти, но почему -то медлил, мне было интересно, куда направится Крис. Я заметил, что англичанин тоже бросает на меня украдкой взгляды, это меня несколько взволновало. Не подойти ли к нему, думал и я и не решался. Словно меня отделяла какая-то невидимая преграда. Заставлять себя я не стал, попрощавшись с Сатико и поклонившись всем членам съемочной группы, я вышел из студии и присел в белом, как снег коридоре, оперевшись о стену. Я ждал. Крис вышел через минут 10, рядом с ним была немка и японцы. Они, кажется, приглашали его куда-то пойти с ними, но я слушал не слишком внимательно. Когда они направились к лифту, я поднялся на ноги и вошел вместе с ними, в так кстати приплывший аппарат.
-ну, так что, ты идешь? – допытывалась навязчивая немка.
-давай, пойдем, будет весело! – твердили японцы, почти в унисон.
Тут мне что-то ударило в голову, никак модифицированная американская курятина, и я протиснувшись поближе к Крис четко и ясно произнес: «Ничего не выйдет, мы уже договорились пойти вместе…мм..в одно место, на…», - задумался я.
-На Синдзюку, - подтвердил Крис, вдруг широко улыбнувшись.
-точно, точно.
- Когда это вы успели договориться? – удивилась немка, она просто прожигала меня взглядом.
-когда стояли вместе, - сказал я.
-точно, - подтвердил Крис, - может как-нибудь в другой день, на неделе?
Девушка пожала плечами: «нет, так нет». – конечно, буду ждать твоего звонка.
Она в очередной раз мило улыбнулась Крис и грозно посмотрела на меня.
Наконец мы достигли земли, и неловкая тишина подошла к концу. Мы распрощались с Ханой, Мику и Сумирэ, и остались с Крис стоять в холле. Стоило только стеклянным дверям закрыться за спинами японцев, как англичанин тут же глубоко выдохнул и произнес с невероятным британским акцентом:
- ну, спасибо тебе, я прямо не знал, что и придумать, чтобы отвертеться.
- да, нет проблем, - кивнул я, ощупывая карманы в поисках сигарет. Мне очень хотелось оказаться на улице. Мы вышли с Крис из здания, и на нас сразу обрушилось голубое небо. Я невольно улыбнулся, подобные вещи завораживают и навсегда остаются в сознании.
- что же было приятно узнать тебя, - сказал я, оглядываясь вокруг и прикидывая, чем занять себя в этот солнечный день. А Крис протянул ко мне руку и вновь дотронулся до моих волос.
- ты любишь музыку? прикрыв глаза и тихо вздохнув, спросил он, – пианино?
-хм, - я посмотрел на носки моих кед, – может быть.
В голову не приходило ничего кроме Лунного света Дебюсси. Мне вспомнилось, что Милдред как-то решила отдать меня в музыкальную школу и вспоминая, как она силой втаскивала меня в кабинет преподавателя, я улыбнулся.
-отлично, тогда пойдем.
Я даже не задавал вопросов, бывает же так, что ты встречаешь человека и тебе сразу же хочется ему доверять. Подобные чувства вызывал англичанин. В его мягком голосе, в его манере стараться не обидеть кого-то и быть как можно тактичнее было то, что располагало к себе лучше всяких слов. И все-таки я был удивлен, я не привык доверять людям. А впрочем, Крис был невероятно красив.
Место, куда мы шли, находилось совсем недалеко от станции Ёеги. Мы вошли в одно из многоэтажных зданий и поднялись по лестнице этажа три или четыре. У меня стало перехватывать дыхание, недавнее воспаление легких еще давало знать о себе. Возле двери, в которую мы вошли, висела табличка «Танцевальный класс».
Когда мы оказались внутри первое, что мне бросилось в глаза, был рояль посреди зала. Это был один из творений Yamaha- черный, блестящий, как новые туфли. Я подошел и невольно дотронулся до гладкой поверхности.
-это детский танц-класс моей знакомой, - пояснил Крис. – этот рояль стоит здесь почти 10 лет. Мне позволено иногда приходить сюда и играть. Звук потрясающий, такой роскоши у меня нет даже дома в Англии.
-ты умеешь играть на нем?
Крис кивнул.
-сыграешь? – я бесцеремонно сел на пол.- Я люблю слушать, как люди играют вживую.
-да, - сказал Крис и подошел к роялю. Бросив на пол сумку, он аккуратно открыл крышку, сел на стул и прикоснулся пальцами к белым клавишам. Думаю, сначала он был скован из-за моего присутствия, но постепенно звуки становились все увереннее, Крис забыл обо мне и погрузился в свой собственный мир, где есть он и эта музыка. Мне не была знакома эта мелодия, но когда я слушал ее, мне казалось, словно я потерял что-то важное. Шел дождь, и улицы были пусты, я бродил совсем один и никто меня не искал. Я ощущал всем своим существом это безграничное чувство одиночество, я понимал, что как бы ни складывалась человеческая судьба, в каком-то смысле ты всегда один, ты всегда сам по себе. И в этом не было ничего плохого или пугающего. И теперь сидя на полу этого танцкласса и слушая, как играет Крис, я вдруг ощутил, что и в его душе живет это чувство. Это беспробудная пустота, словно лунный свет, ложащаяся на землю. Почему он решил быть одиноким, я не знал, но теперь я ощущал это.
-Нравится? - спросил он, вдруг, перестав играть, и посмотрел на меня, сквозь задернутые шторы проникали тонкие полосы света и ложились отблесками на пол, на меня, на Крис. И все было таким удивительным и нереальным, словно я еще спал, и не было этого дня, и еще не звонил будильник, и я еще не встретил этого человека.
-да, - сказал я, прикрывая лицо рукой, словно пытаясь удержать при себе свою догадку. – только вот не пойму, откуда эта нечеловеческая грусть. Может быть, ты кого-то потерял?
Крис вдруг замер, улыбка слетела с его лица, словно хрупкий лист клена, я заметил, как дрогнули тонкие пальцы. Я отвернулся к занавешенному шторами окну. Свет едва-едва пробивался сквозь плотную ткань. Сколько мы так молчали, я не знал. Казалось, все слова утратили смысл. Я думал, может, я обидел его таким прямолинейным вопросом, но тогда зачем он привел меня сюда, если не хотел быть откровенным.
. -ну, мне пора, - решил я. Если Крис не хотел мне что-то говорить, то я и не мог настаивать на этом. Поднявшись с пола, я направился к выходу, тишина, вдруг повисшая в комнате, стала почти ощутима на ощупь.
-послушай, - Крис окликнул меня, – послушай, я завтра собирался со своим приятелем съездить в Такао. Может, хочешь с нами?
Я удивленно замер на пол пути. Я пытался понять, зачем все это. Может, в этом был какой-то подвох, какая-то шутка. Я ощутил вдруг такое настроение, когда ты многого ждешь от предстоящего события, но когда оно наступает, ты понимаешь, что все идет не так, нет удовольствия и радости. Но я попытался перебороть это неловкое ощущение и медленно кивнул.
-Ок, - мой голос был похож на шепот.
-тогда завтра встречаемся на станции Синдзюку в 8:40, около выхода в Кабуки –чё. Хорошо?
-хорошо, я приду.
А потом Крис все так же сидел молча, пока я дошел наконец до двери, пока открывал дверь, выходил прочь и захлопнул ее с каким-то нервным звуком. Но англичанин даже не повернулся в мою сторону, более не промолвил ни слова, и только когда я исчез из его пространства, я услышал, что в комнате снова зазвучала музыка.