Куда ведут бесконечные туннели поездов? Вот загадка, извиваясь, петляют, и, кажется, оказавшись в их объятиях, ты никогда не вырвешься на поверхность. Но Милдред этого не объяснить, она до жути боится водить машину. С моего приезда из Англии, ее почти всегда нет дома, и она почти всегда молчит. Я поступаю аналогично. Только, когда звоню домой Глен, что-то меняется, я пытаю домработницу их семьи, не дома ли мой друг и почему он не звонит мне. Я пишу смс, но они видимо теряются в пустоте. Получается, что слова ничего не значат, а тогда зачем они вообще нужны. И я молчу. Все кажется бессмысленным, но Милдред это объяснить я тоже не могу. Я закрываю один глаз рукой, смотря, как в вагон вплывают новые люди, смотришь на них по другую сторону стекла и кажется, что ты в аквариуме. Нет, мне явно становится дурно, и я другой рукой закрываю и второй глаз.
- Перестань, Ши, - Милдред отлепляет мои руки от глаз. Я вздыхаю. Я вырос, теперь никто не может назвать меня «мелочью» в школе, но позволяет ли мне это смотреть на мир с высока, вот в чем вопрос.
-Когда мы приедем? – спрашиваю я.
- скоро, потерпи немного.
-угу, - киваю я, начинаю выковыривать нитку из своего свитера. Милдред в ужасе, этот свитер мне прислала из США Сюзен.
Наконец мы останавливаемся и выходим. Такая долгая пауза и снова небо, и воздух, и ветер и мне хорошо. Пусть пространства вокруг ограничено домами и дорогами, все же если посмотреть вверх преград невидно. Я тяну Милдред за руку. Мне хочется быстрее, все и сразу. Потом ты забываешь это чувство, может, вырастаешь выше, а может что-то еще.
Милдред почти бежит следом, наконец, мы сворачиваем в переулок и оказываемся у серого от пыли старого дома. У дома крепкая черная железная дверь, я, не задумываясь, открываю ее и вхожу внутрь. Мы с Милдред оказались внутри.
- Зачем тебе учить японский? Я не понимаю. Есть множество других красивых языков. Например, французский, - сказала мне Милдред. Но я качаю головой. – ты даже английский толком не знаешь. – Я пожимаю плечами.
В комнате записи на курсы японского нет ничего интересного и к моему удивлению нет японцев. Я рассматриваю дырочки на белых облицовочных плитках стен, пока Милдред записывает меня и вносит предварительную сумму. Ей эта затея с японским казалась сумасшедший, но я всегда слушал свое внутреннее чутье. А еще я с детства жил рассказами о стране за морем, которая представляет собой декорации к фильму о будущем. Именно так считала моя мать.
На каждой плитке было по двадцать дырок. Я почти сумел сосчитать количество всех плиток на одной стене, но Милдред позвала меня к выходу.
- что ж, занятия начнутся на следующей неделе. Благодарность?
Я поморщился, но все-таки поцеловал Милдред в щеку. Милдред улыбнулся, женщинам всегда нравится целоваться. Мне тоже вобщем-то нравится, но признаваться я в этом не хочу.
Осенний воздух наполнен грустью, ожиданием чего-то и неопределенностью. Еще светит солнце, деревья окрашены в разные цвета и все-таки такое ощущение, что что-то кончается. Наверное, я становился взрослым. А может, я чувствовал вихрь надвигающих перемен и хотел сбежать от них. В Англии мне это не удалось, но могло получиться сейчас. Милдред положила руку мне на плечо.
-давай пообедаем в кафе? – сказала она. Я охотно согласился. Милдред не любила готовить и не умела.
Когда мы наконец расположились за столиком и смотрели меню, я почувствовал, что Милдред хочет поговорить со мной о чем-то, но у нее не хватает мужества. Она то и дело пристально смотрела на меня, открывала было рот и вздыхала. У меня аж мурашки бегали по телу от этих проницательных взглядов. Пусть бы лучше она так на моделей смотрела в своем агенстве, а мне такой взгляд совсем не нравился.
-Милдред! – не выдержал я, – говори, что ты от меня хочешь?
Я застиг ее врасплох, она сначала даже закрылась меню, но потом положила его на стол и стала смотреть на свои наманикюренные ногти.
- ты все время звонишь Глену, - сказала она.
-я? - я театрально ударил себя ладонью в грудь, изображая искреннее удивление, – ты выдумываешь.
Милдред посмотрела на подошедшего официанта, словно ища у него поддержки.
- кофе, - сказала она ему, – я не слепая. Ты переживаешь из-за него.
- салат из овощей, рис, картофельные оладьи, чай и минеральную воду, - сказал я официанту, захлопнув меню, – не из-за кого я не переживаю. Я просто хотел узнать домашнее задание. Не виноват же я в том, что он дома не живет и вообще, как сквозь землю провалился.
Я нахмурился. И произнес каким-то чужим безжизненным голосом.
- Тема закрыта, лучше расскажи про съемки. Можно мне приехать посмотреть?
Милдред закатила глаза.
-можно, - кивнула она и на этом мы ушли от понятия Глен.
Но он продолжал быть повсюду, им была наполнена моя жизнь, и отказаться от него так сразу я не мог. У него было все, о чем, я, как мне тогда казалось, мог только мечтать. Замечательные родители, отличный дом, потрясающая внешность, блестящий ум и так далее и тому подобное. Я нарисовал его безупречный образ. И он был моим другом. Это льстило мне, это заставляло меня гордиться собой и искать, искать в себе то, что могло бы его удержать возле меня. В школе у нас была общая тайна, в Англии общая мечта, но теперь, как будто все было разрушено. И я день за днем обвинял себя. «Ты не подходишь ему Ши, ни по каким параметрам», - я просыпался и засыпал с этой мыслью. Это стало моей навязчивой идеей. Глен избегал меня, в школе он появлялся редко, не обращал на меня внимание, старался быть в стороне, а меня охватывал страх подойти к нему самому. Словно внутри меня возникла стена. THE WALL. Я злился, обижался, не понимал сам, что же я чувствую. Я старался отвлечь себя, искал новые увлечения, читал книги, решил выучить японский язык. И главное – я был одинок.
Во мне росла решимость поймать Глен в ловушку и заставить его объяснить мне все. Дикий и безумный план, полный злости и обиды, но тогда я так не считал, мне это казалось самым лучшим решением.
На целую неделю я забыл о Глен. Моя жизнь заключилась в привычные рамки. Школа – дом Милдред, иногда съемки, курсы японского.
Хорошо осенью, воздух словно становится чище, дышать легче. Я стоял у школы, когда он тоже выходил со своими новыми друзьями, с целой свитой, словно принц. Мне даже стало как-то не по себе, ведь у меня за спиной никого не было. И все же я набрался смелости, я подошел к нему и преградил им путь.
- привет, - сказал я и стал смотреть ему в глаза. Он совсем не изменился, светлые волосы были аккуратно подстрижены и спадали волнистыми прядями на лоб и уши. Глаза такие же голубые и глубокие, в них есть что-то нечеловеческое. И улыбка, или скорей усмешка, человека, умеющего презирать других. Он кивнул мне, но я видел, что за эти четким кивком скрыта растерянность. И это предало мне сил. Мне хотелось в нем видеть все так же своего друга, свой объект обожания, я даже не смел сказать ему что-то неприятное, что –то обидное. Но я скучал без него, и мне хотелось побыть с ним немного вдвоем.
-поговорим? – спросил я. Глен явно колебался. На щеках появился легкий румянец, должно быть свидетель его волнения. Наконец он выдохнул и произнес:
- поговорим.
Принцу пришлось оставить свою свиту к моему удовольствию. Мы зашуршали листьями по асфальту, кажется, это были клены.
-Ши, нам лучше не общаться, - начал было Глен. – понимаешь, это как цветы зла у Бодлера, они погибли, но дали свои семена. Это как темная сторона луны, я уже нахожусь на этой стороне, а ты пока еще нет. Но главное для тебя там просто нет места.
Он вытянул руку, положив мне ее на плечо, чтобы я не мог подойти ближе, а потом вновь безвольно опустил руку вниз.
- ты говоришь чушь, - произнес я первое, что пришло в голову, вдруг отчетливо увидев яркую расцветку своих кед. Я не понимал, что хочет сказать мне Глен, Бодлера я еще тогда не читал. Я выжидающе посмотрел на светлые пряди, похоже Глен решил не встречаться со мной глазами. Он стоял ко мне в пол оборота, не решаясь обернуться, ладони его были сжаты в кулаки, словно он боролся с собой.
-это не чушь, Ши, ты просто не можешь этого понять, ты не можешь понять меня. Мы никогда не найдем общего языка. Для нас его не существует. Я общался с тобой из-за скуки, ты мне казался смешным дикарем, а в Англии я сделал тебя своим послушным рабом, рабом своей мечты. Потому что собственной мечты у тебя быть не может. Ты далек от какого-либо практического понимания действительности, я вообще склонен считать теперь, что ты не можешь жить в этом обществе. Тебе лучше вернуться в степи, жить сиюминутными потребностями и быть тем, что ты есть.
Я поразился его вопиющей вульгарности, эта разыгрываемая передо мной сцена была совершенно неправдоподобна и бессмысленна. Я понял теперь, почему он избегал меня, он сам пытался бороться с собой, с желанием быть самим собой и быть тем, кем его хотели видеть. Я улыбнулся, мне стало смешно, я даже прикрыл рот рукой, чтобы сдержать улыбку.
- ты смеешься!- воскликнул он, оказавшись вдруг совершенно растерянным. Я пожал плечами и сделал шаг к нему, как бы руша ту черту, что он нарисовал в своем воображении между нами, я рушил стену.
-не подходи! – он повысил тон голоса.
- а то что? – вдруг спросил я. Мне не хотелось ссоры, и в тоже время я боролся с желанием посмотреть, каким будет Глен, сбросив с себя эту нелепую маску.
-я отодвину тебя силой, - сказал он.
-ну, хорошо, попробуй,- сквозь зубы произнес я. Еще чуть-чуть и не удастся поколебать его спокойствие. Прекрасный принц исчезнет и на его месте появится чудовище. В каждом из нас есть такое чудовище, но я не знал, как глубоко Глен прятал своего.
Мы уже вцепились в вороты курток друг друга. Я даже не успел заметить, как это случилось.
- я понял смысл твоих слов Ени, - продолжил я.
-как же долго ты соображал…
- ты хотел признаться мне, что ты трус и не можешь делать то, что тебе хочется. Ведь так Ени, этим ты прикрывал аналогию с цветами зла.
-да как ты смеешь,- это был уже не голос Глен, это был голос чудовища, его лапы сжимались на моей шее, перекрывая доступ кислорода.
-нет никакой темной стороны, нет никакой разницы между тобой и мной, ты все выдумал, вернее поверил твоим родителям. Признайся, а, это они промыли тебе мозги, заставили поверить, что это я придумал этот побег в Англии, повлиял на твой чистый разум, запустив туда червей своего испорченного сознания.
-Перестань!
Я знал, если он так продолжит сжимать мое горло, я не смогу больше говорить. Поэтому я ударил его коленкой в пах, мы оба повалились на асфальт, в так приятно шуршащие листья. Я почувствовал, что из моего носа течет кровь, что правый глаз саднит, что я бью, попадаю куда-то слышу звуки и не понимаю. Я вдруг отчетливо увидел лицо Глен.
Он посмотрел на меня внимательно и задумчиво, словно ждал, что я что-то должен сказать сейчас. Может быть волшебное заклинание, призванное спасти этот мир?

-Ши, - прошептал он, касаясь моего лица, размазывая кровь. Это было приятное прикосновение, прохладное и успокаивающее и я на мгновение позволил себе бездействовать и только ощущать, пока боль не вернула меня к реальности, не вернула злость.
-не трогай меня! – закричал я, отмахиваясь от его руки. Я сел и почувствовал, как все закружилось передо мной и начало темнеть. Я тряхнул головой. «Ты сможешь встать!» - сказал я себе. Глен хотел мне помочь, но я оттолкнул его и он упал на кучу собранных листьев.
- до встречи, Ени, - постарался улыбнуться я и отвесить поклон в его сторону.
Теперь я был практически счастлив, я выплеснул свои чувства и теперь был поразительно спокоен. И все же, когда я посмотрел на Глен и увидел, как он поднялся и пошел прочь, что-то больно кольнуло мня внутри, но что это было за ощущение, я толком не мог понять. Все опять поплыло перед моими глазами, деревья и небо поменялись местами, а сердце забилось слишком быстро. Я уже не видел удаляющейся фигуры Глен, не видел темного следа асфальта и даже не почувствовал, как меня зашатало и понесло куда-то в сторону. Я чувствовал запах крови, чувствовал, как листья на дороги мешают мне идти. А потом на меня вдруг обрушился гомон и шум проезжей части, еще груда железа и невероятная боль. И тишина.
А потом я видел сон. Я ехал по бесконечному туннелю в вагоне метро. Вагон был полупустой, откуда-то доносились звуки Лунного света Дебюсси. Мне было невероятно спокойно и легко, а на противоположном сидении от меня сидел кто-то очень похожий на Глен и улыбался.