-это не мое место-
КРИС
Подумаешь, где-то высоко летают птицы. Траектория их полетов совершенна свободна. Они, мне кажется, могут достигнуть звезд. Стоя на крыше, я могу представить, что я почти так же свободен, как они. Бетонированная площадка еще прогрета сентябрьским солнцем, там где-то в пустой синеве горизонта мерещутся силуэты гор. Тонкой полосой пробегает электричка. Я брожу по крыше взад вперед, пока здесь никого нет, это мое огромное пространство –целый мир. Еще можно забраться выше, по пожарной лестнице. Что я и делаю. Я ложусь на белую поверхность широко расставляя руки. В тесной постели в общежитие мне так не развернуться.
-Хорошо, хорошо, -тихо говорю я, мне смешно, потому что хозяйка наверняка ищет меня внизу. Я опять выбросил пачку от сигарет в общую мусорку. Д, я знаю, я –бака и гайдзин, и вообще не так-то сложно запомнить, что бывает горящий мусор, бывает не горящий и бывают пищевые отходы. Пустые пачки сигарет нужно выбрасывать в специальную урну на этаже мальчиков. Помню, помню, но я обычно курю у окна в своей комнате, а потом по привычке бросаю пачку в корзину для бумаг.
Завтра в 5 утра у меня работа. Съемки для одного из модельеров. И это тоже нужно запомнить, лучше бы заранее поставить будильник на мобильном. Но я почему-то тяну время. Если забуду, меня убьют. Это какая-то невероятно важная съемка и опаздывать нельзя. Глубокий вдох, словно впитываешь всю эту синеву наступающей осени. Пока еще нет листьев красных кленов, толп туристов в горах, но есть нечто невероятное в воздухе, что каждый раз напоминает мне, что скоро конец жаре и дождям.
По пути в свою комнату встречаю француза и испанца, они кажутся такими счастливыми, я киваю им. Как ни странно за время, что я стал жить здесь, я почти не с кем не общался. Европейцы заставляют мой мозг напрягаться невероятной смесью английского и японского. Их речь мне кажется чужеродным органом, вдруг впивающимся в мое тело. Поэтому я просто всегда улыбаюсь и киваю. Я просто не хочу их понимать.
Вечером заставляю себя отправиться в «комбини», на моей полке в холодильнике никогда ничего нет. Поэтому при особенно сильных приступах голода, я выбираюсь из своей норы. Бутылка воды стоит на столе возле ноутбука, и в принципе до пяти утра можно дотянуть и с ее помощью. Перед съемками лучше не есть, тогда глаза блестят, скулы выглядят особенно эффектно, правда я сегодня и так не ел. И в конце концов мне
нужен новый си-ди или игра, или манга, или можно взять фильм в прокате.
Беру свой темно-бардовый клатч. В нем, кажется, собрана вся моя жизнь. Добавляю очки от Кэльвин Кляйн, все остальное приобретено в магазине Cactus и выбрано для мня Кейко. Кеды дешевые и бледно-голубые, но я никак не могу выбраться за новой обувью. Возможно, Милдред пришлет мне что-нибудь от KC, Mochcino. Да, у Москино отличные сникерсы. Пожалуй, мне стоит купить новую пару.
На одежду я трачу безумное количество денег. Приходится экономить на еде. Милдред говорит, что во мне развит комплекс метросексуала, а сама поступает так же. По крайне мере, за все время жизни с ней, наш холодильник едва ли часто был полон, исключая случаи, когда после банкета можно было забрать еду. Хотя что плохого в хороших туфлях, хорошей сумки и костюме. Поверьте, вы наверняка обратите внимание на мужчину в костюме от Прада, чем на мальчишку в шортах и футболки. А как вы отнесетесь к мальчишке в костюме от Прада?
Мысли летают в голове, словно мячик в пин-понге. Выхожу из дома, уже почти стемнело. По улицам бредут возвращающиеся из офисов сарариманы. Я точно знаю, что никогда не буду таким. Ничто не заставит меня носить костюм в эти еще жаркие дни, разве что билет на Каннский фестиваль.
Шагаю мимо спящих домиков, мимо тесных темных улочек, мимо китайских дешевых забегаловок и автоматов с напитками, пока не оказываюсь на большой улице. Здесь на каждые 100 метров приходится комбини и еще есть большой супермаркет. Я выбираю Лоусон-натурал, где продаются товары высокого качества и преимущественно ориентированные на офисных фей. Здесь есть красивые наборы фруктов, красивые пирожные, свежесваренный кофе, натуральное мороженое, французская минералка. Мне хочется взять все, но нужно помнить о съемках и экономии. Я все-таки решаюсь на сэндвич из хлеба с тремя злаками, брынзой и огурцами, беру еще бутылку холодного лимонного сока, а так же Токио волкер. Этот журнал описывает все основные события в городе, но я преимущественно разглядываю картинки и иногда вникаю в суть раздела «SALE».
Девушки на кассе в белых рубашках кладут мне все в белый пакет. Они не могут понять японец я, хафу или же иностранец, хотя и стараются ни в коем случае не показать, что это их сколько либо волнует. Я специально наклоняю голову, чтобы из-за отросшей челки не было видно моих национальных особенностей. Молча беру сдачу, молча выхожу из комбини. По пути есть магазин поддерженых дисков и книг. Я быстренько пробегаю мимо стеллажей, пытаясь найти знакомое мне название. Здесь полно дисков Гакта, Диров и Ларков. Долго раздумываю над подарочным изданием альбома Марс, потом все-таки беру его, далее те же сцены, и я опять на улице. Душно, темно, скучно. В Макдональдсе все еще продают мой любимый террияки-чикен-фрэо, поэтому я забываю про съемки и полезные продукты и на один вечер становлюсь жертвой фаст-фуда. Реклама по ТВ действует на меня сильнее, чем стимулирующие средства. Такое ощущение, что если я не съем этот новый мак, я просто не существую.
Идти в общежитие мне теперь не хочется, я не люблю сидеть и есть на общей кухне. Крышу уже тоже закрыли на ключ, и скорей всего выбраться туда не получится. Если пробраться в свою комнату, то все равно от еды не будет никакого удовольствия, к тому же я не выношу запах еды в комнате, тем более, когда еще так тепло, он имеет особенность впитываться во все поверхности. Мне ничего не остается, как свернув в одну из темных улочек, сесть на тротуар и представив, что я нахожусь в самом дорогом ресторане в Токио (наверно это тот самый, где в последний раз ужинал Мисима), оторваться от целого мира и попытаться немного поесть.
Но еда, кажущаяся такой вкусной, быстро встает комом в желудке. Я усиленно запиваю все это минералкой и думаю, что лучше бы я съел тарелку собы, чем опять жевать бутерброды. Но уже поздно, следствия поступков ощущаются лишь тогда, когда они наиболее очевидны.
Я иду дальше, на темных улицах никого нет. Живот болит, кажется, я утратил способность воспринимать пищу. Интересно, когда я ел в последний раз? Автоматы с напитками и сигаретами, словно призраки. Я останавливаюсь, чтобы купить пачку Lucky Strike. В автомате огромный выбор сигарет, но я почти всегда покупаю одни и те же, не знаю, можно ли это назвать закостенелостью или консерватизмом, привыкая к чему-то определенному, я чаще всего остаюсь приверженцем этой вещи навсегда. Скучно, но зато это создает иллюзию постоянства. Может быть, однажды, я стану покупать сигареты с лимонным вкусом и тогда удивлю вас.
Время тянется медленно, а я почему-то не спешу возвращаться в свою комнату. Смотрю на темные окна домов, в них не видно силуэтов людей. Иногда слышно, как скользят по асфальту шины велосипедов. Из домов раздается шум телевизоров, но не слышно, как говорят люди. Кажется, что, ты вообще единственное живое существо на этой площади, а все остальные андроиды.
В какой-то момент расположившись на площадки возле автомата с напитками и прислонившись к нему спиной, я начинаю засыпать. Огни фонарей расплываются, звуки становятся неясными и на душе так спокойно и уютно, что мне не хочется шевелиться, чтобы не потревожить это ощущение. Голова тяжестью клонится к низу, мир словно переворачивается и вот я уже лечу со скоростью 300 км в час по одной из горок в парке аттракционов Фудзикю –взииик.
Больно ударившись головой об автомат я мгновенно просыпаюсь. «Больно, как же больно», - я хватаюсь за голову. Все определенно, мне пора домой. И спать. Я уверен в этом до тех пор, пока наконец, зайдя в свою комнату, не понимаю, что я купил новый диск, давно не проверял электронную почту и не играл в свою ниндендо. Я ставлю будильник на 4 утра, ложусь в три.
Когда мобильный начинает истошно кричать «GET UP!”, я не сразу понимаю, где я нахожусь. И в этой полу-реальности, я готов поверить, что вся моя жизнь это всего лишь сон, который снится бабочки, порхающей в райском саду.
Выглядеть нужно хорошо, но, разглядывая свое отражение после душа в зеркале, я понимаю, что это определение не для меня. Под глазами видны темные круги, настроение живо-возбужденное, на ногтях нестертый коричневый лак, губы сухие. Волосы не поддаются укладки, поэтому я просто энергично вытираю их полотенцем, надеясь, что по дороге они высохнут до нужного состояния и приобретут естественную форму. Быстро натягиваю футболку, джинсы, носки и кеды, на ходу беру свой клатч и бегом к станции.
Стоит только выйти из спящего общежития и на улице меня окутывает прохладный утренний воздух. Солнце еще только-только начинает вставать. Смешение серо-голубых и оранжевых цветов заставляет мое сердце биться быстрее. Этот воздух, как будто еще свободный от суеты дня, хочется с запасом вдохнуть его и сохранить это ощущение на весь день. Мне легко бежать по свободным улицам, где никто не может помешать ни единому моему движению. Я жажду ощущений и событий.
На станции уже есть люди. Они ходят взад и вперед, ожидая поезда. Солнце поднимается выше, задевая крыши домов, и пускает солнечных зайчиков мне в глаза. Я так спешу, что забываю о времени, оно мне кажется, ползет улиткой по моим нервам. Если я опоздаю, возможно, мне не дадут эту работу, мне вообще не дадут больше работу. К сожалению, я лишен многих преимуществ голубоглазых блондинов - моделей. Я наполовину азиат, в цвете моих глаз лишь чуть –чуть присутствуют серо-голубые крапинки, а мои волосы черные и жесткие, словно перья у ворон. УУуу! Мне не хочется опоздать!
Я почти впадаю в студию, где проводят съемки. Меня тут же ведут гримировать. Дружелюбная девушка провожает меня к жадным до работы стилистом. «I’m here!”, говорю я ей, улыбаясь своей самой искренней улыбкой. Она улыбается в ответ, тоже дружелюбно и даже как-то не по-японски. Позже я узнаю, что девушку зовут Сатико и приглашаю ее поужинать со мной в воскресенье.
Пока меня гримируют, мне удается немного поспать. В студии поет Мадонна, умоляя Аргентину не плакать о ней. Вместе со мной в съемке участвует одна светловолосая девушка, вроде немка, один парень японец Мику, девушка японка Сумирэ и парень из Англии Крис.
Крис по словам Сатико, просто звезда, он уже давно крутится в модельном бизнесе и вся эта съемка вроде затеяна только ради него. Для начала мы представляемся друг другу. Японцы застенчиво кланяются, девушка-немка слегка кивает мне головой, произнося что-то вроде ОченьприятноХанна. А Крис подходит ко мне и улыбается потрясающей улыбкой, перед которой падают даже такие марки как хьюго и кельвин кляин, и жмет мне руку, а потом, вдруг совсем неожиданно ерошит мои и без того взъерошенные феном волосы. И совершает переворот, словно Диор в 47 году, когда его модель вышла в платье с удлиненной юбкой, пышным бюстом и маленькими плечами. Человеческое прикосновение самое хрупкое явление в мире. Я растерян, быть может немного смущен. Я почему-то вдруг смотрю на Сатико, а она пожимает плечами. А потом я смотрю на совершенство передо мной.
-полегче, - сказал я ему на каком-то ломано-неправильном английском, желая побыстрей избавиться от ощущения этого непроизвольного жеста, от этой обезоруживающей человеческой красоты, которая сейчас задумчиво смотрит мне в глаза. Крис кивнул мне, все так же дружелюбно и немного отошел от меня. И мы остались стоять вдвоем чуть в стороне и вместе, пока не объявили начало фотосессии.
Мир кружился в сбивчивой японской речи, похожей на песню, в спышках фотокамер и свете прожекторов. Казалось, что за пределами этой комнаты мира не существует вовсе, что это не более, чем иррееальность воспетая Новалисом и Шелли. Повернуться, улыбнуться, сесть на корточки, взять за руку девушку. Главное быть послушным, за тебя все решит фотограф, нужно быть не более чем куклой, ни в коем случае не добавлять что-то от себя, тогда тебе наверняка удастся быть собой. После нескольких часов съемки, я валился с ног. Дальше магия –фотошопа сделает нас совершенно не отразимыми и нас никто не сможет узнать на улице, потому что мы просто не будем похожи на себя, мы станем невыносимо красивы. Да, такую плакатную красоту я просто не выношу.
В 10 часов нас отпустили, раздав белоснежные конверты с деньгами. Я был несказанно рад, наличные мне были нужно сейчас, как никогда. Я готов был сразу уйти, но почему -то медлил, мне было интересно, куда направится Крис. Я заметил, что англичанин тоже бросает на меня украдкой взгляды, это меня несколько взволновало. Не подойти ли к нему, думал и я и не решался. Словно меня отделяла какая-то невидимая преграда. Заставлять себя я не стал, попрощавшись с Сатико и поклонившись всем членам съемочной группы, я вышел из студии и присел в белом, как снег коридоре, оперевшись о стену. Я ждал. Крис вышел через минут 10, рядом с ним была немка и японцы. Они, кажется, приглашали его куда-то пойти с ними, но я слушал не слишком внимательно. Когда они направились к лифту, я поднялся на ноги и вошел вместе с ними, в так кстати приплывший аппарат.
-ну, так что, ты идешь? – допытывалась навязчивая немка.
-давай, пойдем, будет весело! – твердили японцы, почти в унисон.
Тут мне что-то ударило в голову, никак модифицированная американская курятина, и я протиснувшись поближе к Крис четко и ясно произнес: «Ничего не выйдет, мы уже договорились пойти вместе…мм..в одно место, на…», - задумался я.
-На Синдзюку, - подтвердил Крис, вдруг широко улыбнувшись.
-точно, точно.
- Когда это вы успели договориться? – удивилась немка, она просто прожигала меня взглядом.
-когда стояли вместе, - сказал я.
-точно, - подтвердил Крис, - может как-нибудь в другой день, на неделе?
Девушка пожала плечами: «нет, так нет». – конечно, буду ждать твоего звонка.
Она в очередной раз мило улыбнулась Крис и грозно посмотрела на меня.
Наконец мы достигли земли, и неловкая тишина подошла к концу. Мы распрощались с Ханой, Мику и Сумирэ, и остались с Крис стоять в холле. Стоило только стеклянным дверям закрыться за спинами японцев, как англичанин тут же глубоко выдохнул и произнес с невероятным британским акцентом:
- ну, спасибо тебе, я прямо не знал, что и придумать, чтобы отвертеться.
- да, нет проблем, - кивнул я, ощупывая карманы в поисках сигарет. Мне очень хотелось оказаться на улице. Мы вышли с Крис из здания, и на нас сразу обрушилось голубое небо. Я невольно улыбнулся, подобные вещи завораживают и навсегда остаются в сознании.
- что же было приятно узнать тебя, - сказал я, оглядываясь вокруг и прикидывая, чем занять себя в этот солнечный день. А Крис протянул ко мне руку и вновь дотронулся до моих волос.
- ты любишь музыку? прикрыв глаза и тихо вздохнув, спросил он, – пианино?
-хм, - я посмотрел на носки моих кед, – может быть.
В голову не приходило ничего кроме Лунного света Дебюсси. Мне вспомнилось, что Милдред как-то решила отдать меня в музыкальную школу и вспоминая, как она силой втаскивала меня в кабинет преподавателя, я улыбнулся.
-отлично, тогда пойдем.
Я даже не задавал вопросов, бывает же так, что ты встречаешь человека и тебе сразу же хочется ему доверять. Подобные чувства вызывал англичанин. В его мягком голосе, в его манере стараться не обидеть кого-то и быть как можно тактичнее было то, что располагало к себе лучше всяких слов. И все-таки я был удивлен, я не привык доверять людям. А впрочем, Крис был невероятно красив.
Место, куда мы шли, находилось совсем недалеко от станции Ёеги. Мы вошли в одно из многоэтажных зданий и поднялись по лестнице этажа три или четыре. У меня стало перехватывать дыхание, недавнее воспаление легких еще давало знать о себе. Возле двери, в которую мы вошли, висела табличка «Танцевальный класс».
Когда мы оказались внутри первое, что мне бросилось в глаза, был рояль посреди зала. Это был один из творений Yamaha- черный, блестящий, как новые туфли. Я подошел и невольно дотронулся до гладкой поверхности.
-это детский танц-класс моей знакомой, - пояснил Крис. – этот рояль стоит здесь почти 10 лет. Мне позволено иногда приходить сюда и играть. Звук потрясающий, такой роскоши у меня нет даже дома в Англии.
-ты умеешь играть на нем?
Крис кивнул.
-сыграешь? – я бесцеремонно сел на пол.- Я люблю слушать, как люди играют вживую.
-да, - сказал Крис и подошел к роялю. Бросив на пол сумку, он аккуратно открыл крышку, сел на стул и прикоснулся пальцами к белым клавишам. Думаю, сначала он был скован из-за моего присутствия, но постепенно звуки становились все увереннее, Крис забыл обо мне и погрузился в свой собственный мир, где есть он и эта музыка. Мне не была знакома эта мелодия, но когда я слушал ее, мне казалось, словно я потерял что-то важное. Шел дождь, и улицы были пусты, я бродил совсем один и никто меня не искал. Я ощущал всем своим существом это безграничное чувство одиночество, я понимал, что как бы ни складывалась человеческая судьба, в каком-то смысле ты всегда один, ты всегда сам по себе. И в этом не было ничего плохого или пугающего. И теперь сидя на полу этого танцкласса и слушая, как играет Крис, я вдруг ощутил, что и в его душе живет это чувство. Это беспробудная пустота, словно лунный свет, ложащаяся на землю. Почему он решил быть одиноким, я не знал, но теперь я ощущал это.
-Нравится? - спросил он, вдруг, перестав играть, и посмотрел на меня, сквозь задернутые шторы проникали тонкие полосы света и ложились отблесками на пол, на меня, на Крис. И все было таким удивительным и нереальным, словно я еще спал, и не было этого дня, и еще не звонил будильник, и я еще не встретил этого человека.
-да, - сказал я, прикрывая лицо рукой, словно пытаясь удержать при себе свою догадку. – только вот не пойму, откуда эта нечеловеческая грусть. Может быть, ты кого-то потерял?
Крис вдруг замер, улыбка слетела с его лица, словно хрупкий лист клена, я заметил, как дрогнули тонкие пальцы. Я отвернулся к занавешенному шторами окну. Свет едва-едва пробивался сквозь плотную ткань. Сколько мы так молчали, я не знал. Казалось, все слова утратили смысл. Я думал, может, я обидел его таким прямолинейным вопросом, но тогда зачем он привел меня сюда, если не хотел быть откровенным.
. -ну, мне пора, - решил я. Если Крис не хотел мне что-то говорить, то я и не мог настаивать на этом. Поднявшись с пола, я направился к выходу, тишина, вдруг повисшая в комнате, стала почти ощутима на ощупь.
-послушай, - Крис окликнул меня, – послушай, я завтра собирался со своим приятелем съездить в Такао. Может, хочешь с нами?
Я удивленно замер на пол пути. Я пытался понять, зачем все это. Может, в этом был какой-то подвох, какая-то шутка. Я ощутил вдруг такое настроение, когда ты многого ждешь от предстоящего события, но когда оно наступает, ты понимаешь, что все идет не так, нет удовольствия и радости. Но я попытался перебороть это неловкое ощущение и медленно кивнул.
-Ок, - мой голос был похож на шепот.
-тогда завтра встречаемся на станции Синдзюку в 8:40, около выхода в Кабуки –чё. Хорошо?
-хорошо, я приду.
А потом Крис все так же сидел молча, пока я дошел наконец до двери, пока открывал дверь, выходил прочь и захлопнул ее с каким-то нервным звуком. Но англичанин даже не повернулся в мою сторону, более не промолвил ни слова, и только когда я исчез из его пространства, я услышал, что в комнате снова зазвучала музыка.
Подумаешь, где-то высоко летают птицы. Траектория их полетов совершенна свободна. Они, мне кажется, могут достигнуть звезд. Стоя на крыше, я могу представить, что я почти так же свободен, как они. Бетонированная площадка еще прогрета сентябрьским солнцем, там где-то в пустой синеве горизонта мерещутся силуэты гор. Тонкой полосой пробегает электричка. Я брожу по крыше взад вперед, пока здесь никого нет, это мое огромное пространство –целый мир. Еще можно забраться выше, по пожарной лестнице. Что я и делаю. Я ложусь на белую поверхность широко расставляя руки. В тесной постели в общежитие мне так не развернуться.
-Хорошо, хорошо, -тихо говорю я, мне смешно, потому что хозяйка наверняка ищет меня внизу. Я опять выбросил пачку от сигарет в общую мусорку. Д, я знаю, я –бака и гайдзин, и вообще не так-то сложно запомнить, что бывает горящий мусор, бывает не горящий и бывают пищевые отходы. Пустые пачки сигарет нужно выбрасывать в специальную урну на этаже мальчиков. Помню, помню, но я обычно курю у окна в своей комнате, а потом по привычке бросаю пачку в корзину для бумаг.
Завтра в 5 утра у меня работа. Съемки для одного из модельеров. И это тоже нужно запомнить, лучше бы заранее поставить будильник на мобильном. Но я почему-то тяну время. Если забуду, меня убьют. Это какая-то невероятно важная съемка и опаздывать нельзя. Глубокий вдох, словно впитываешь всю эту синеву наступающей осени. Пока еще нет листьев красных кленов, толп туристов в горах, но есть нечто невероятное в воздухе, что каждый раз напоминает мне, что скоро конец жаре и дождям.
По пути в свою комнату встречаю француза и испанца, они кажутся такими счастливыми, я киваю им. Как ни странно за время, что я стал жить здесь, я почти не с кем не общался. Европейцы заставляют мой мозг напрягаться невероятной смесью английского и японского. Их речь мне кажется чужеродным органом, вдруг впивающимся в мое тело. Поэтому я просто всегда улыбаюсь и киваю. Я просто не хочу их понимать.
Вечером заставляю себя отправиться в «комбини», на моей полке в холодильнике никогда ничего нет. Поэтому при особенно сильных приступах голода, я выбираюсь из своей норы. Бутылка воды стоит на столе возле ноутбука, и в принципе до пяти утра можно дотянуть и с ее помощью. Перед съемками лучше не есть, тогда глаза блестят, скулы выглядят особенно эффектно, правда я сегодня и так не ел. И в конце концов мне
нужен новый си-ди или игра, или манга, или можно взять фильм в прокате.
Беру свой темно-бардовый клатч. В нем, кажется, собрана вся моя жизнь. Добавляю очки от Кэльвин Кляйн, все остальное приобретено в магазине Cactus и выбрано для мня Кейко. Кеды дешевые и бледно-голубые, но я никак не могу выбраться за новой обувью. Возможно, Милдред пришлет мне что-нибудь от KC, Mochcino. Да, у Москино отличные сникерсы. Пожалуй, мне стоит купить новую пару.
На одежду я трачу безумное количество денег. Приходится экономить на еде. Милдред говорит, что во мне развит комплекс метросексуала, а сама поступает так же. По крайне мере, за все время жизни с ней, наш холодильник едва ли часто был полон, исключая случаи, когда после банкета можно было забрать еду. Хотя что плохого в хороших туфлях, хорошей сумки и костюме. Поверьте, вы наверняка обратите внимание на мужчину в костюме от Прада, чем на мальчишку в шортах и футболки. А как вы отнесетесь к мальчишке в костюме от Прада?
Мысли летают в голове, словно мячик в пин-понге. Выхожу из дома, уже почти стемнело. По улицам бредут возвращающиеся из офисов сарариманы. Я точно знаю, что никогда не буду таким. Ничто не заставит меня носить костюм в эти еще жаркие дни, разве что билет на Каннский фестиваль.
Шагаю мимо спящих домиков, мимо тесных темных улочек, мимо китайских дешевых забегаловок и автоматов с напитками, пока не оказываюсь на большой улице. Здесь на каждые 100 метров приходится комбини и еще есть большой супермаркет. Я выбираю Лоусон-натурал, где продаются товары высокого качества и преимущественно ориентированные на офисных фей. Здесь есть красивые наборы фруктов, красивые пирожные, свежесваренный кофе, натуральное мороженое, французская минералка. Мне хочется взять все, но нужно помнить о съемках и экономии. Я все-таки решаюсь на сэндвич из хлеба с тремя злаками, брынзой и огурцами, беру еще бутылку холодного лимонного сока, а так же Токио волкер. Этот журнал описывает все основные события в городе, но я преимущественно разглядываю картинки и иногда вникаю в суть раздела «SALE».
Девушки на кассе в белых рубашках кладут мне все в белый пакет. Они не могут понять японец я, хафу или же иностранец, хотя и стараются ни в коем случае не показать, что это их сколько либо волнует. Я специально наклоняю голову, чтобы из-за отросшей челки не было видно моих национальных особенностей. Молча беру сдачу, молча выхожу из комбини. По пути есть магазин поддерженых дисков и книг. Я быстренько пробегаю мимо стеллажей, пытаясь найти знакомое мне название. Здесь полно дисков Гакта, Диров и Ларков. Долго раздумываю над подарочным изданием альбома Марс, потом все-таки беру его, далее те же сцены, и я опять на улице. Душно, темно, скучно. В Макдональдсе все еще продают мой любимый террияки-чикен-фрэо, поэтому я забываю про съемки и полезные продукты и на один вечер становлюсь жертвой фаст-фуда. Реклама по ТВ действует на меня сильнее, чем стимулирующие средства. Такое ощущение, что если я не съем этот новый мак, я просто не существую.
Идти в общежитие мне теперь не хочется, я не люблю сидеть и есть на общей кухне. Крышу уже тоже закрыли на ключ, и скорей всего выбраться туда не получится. Если пробраться в свою комнату, то все равно от еды не будет никакого удовольствия, к тому же я не выношу запах еды в комнате, тем более, когда еще так тепло, он имеет особенность впитываться во все поверхности. Мне ничего не остается, как свернув в одну из темных улочек, сесть на тротуар и представив, что я нахожусь в самом дорогом ресторане в Токио (наверно это тот самый, где в последний раз ужинал Мисима), оторваться от целого мира и попытаться немного поесть.
Но еда, кажущаяся такой вкусной, быстро встает комом в желудке. Я усиленно запиваю все это минералкой и думаю, что лучше бы я съел тарелку собы, чем опять жевать бутерброды. Но уже поздно, следствия поступков ощущаются лишь тогда, когда они наиболее очевидны.
Я иду дальше, на темных улицах никого нет. Живот болит, кажется, я утратил способность воспринимать пищу. Интересно, когда я ел в последний раз? Автоматы с напитками и сигаретами, словно призраки. Я останавливаюсь, чтобы купить пачку Lucky Strike. В автомате огромный выбор сигарет, но я почти всегда покупаю одни и те же, не знаю, можно ли это назвать закостенелостью или консерватизмом, привыкая к чему-то определенному, я чаще всего остаюсь приверженцем этой вещи навсегда. Скучно, но зато это создает иллюзию постоянства. Может быть, однажды, я стану покупать сигареты с лимонным вкусом и тогда удивлю вас.
Время тянется медленно, а я почему-то не спешу возвращаться в свою комнату. Смотрю на темные окна домов, в них не видно силуэтов людей. Иногда слышно, как скользят по асфальту шины велосипедов. Из домов раздается шум телевизоров, но не слышно, как говорят люди. Кажется, что, ты вообще единственное живое существо на этой площади, а все остальные андроиды.
В какой-то момент расположившись на площадки возле автомата с напитками и прислонившись к нему спиной, я начинаю засыпать. Огни фонарей расплываются, звуки становятся неясными и на душе так спокойно и уютно, что мне не хочется шевелиться, чтобы не потревожить это ощущение. Голова тяжестью клонится к низу, мир словно переворачивается и вот я уже лечу со скоростью 300 км в час по одной из горок в парке аттракционов Фудзикю –взииик.
Больно ударившись головой об автомат я мгновенно просыпаюсь. «Больно, как же больно», - я хватаюсь за голову. Все определенно, мне пора домой. И спать. Я уверен в этом до тех пор, пока наконец, зайдя в свою комнату, не понимаю, что я купил новый диск, давно не проверял электронную почту и не играл в свою ниндендо. Я ставлю будильник на 4 утра, ложусь в три.
Когда мобильный начинает истошно кричать «GET UP!”, я не сразу понимаю, где я нахожусь. И в этой полу-реальности, я готов поверить, что вся моя жизнь это всего лишь сон, который снится бабочки, порхающей в райском саду.
Выглядеть нужно хорошо, но, разглядывая свое отражение после душа в зеркале, я понимаю, что это определение не для меня. Под глазами видны темные круги, настроение живо-возбужденное, на ногтях нестертый коричневый лак, губы сухие. Волосы не поддаются укладки, поэтому я просто энергично вытираю их полотенцем, надеясь, что по дороге они высохнут до нужного состояния и приобретут естественную форму. Быстро натягиваю футболку, джинсы, носки и кеды, на ходу беру свой клатч и бегом к станции.
Стоит только выйти из спящего общежития и на улице меня окутывает прохладный утренний воздух. Солнце еще только-только начинает вставать. Смешение серо-голубых и оранжевых цветов заставляет мое сердце биться быстрее. Этот воздух, как будто еще свободный от суеты дня, хочется с запасом вдохнуть его и сохранить это ощущение на весь день. Мне легко бежать по свободным улицам, где никто не может помешать ни единому моему движению. Я жажду ощущений и событий.
На станции уже есть люди. Они ходят взад и вперед, ожидая поезда. Солнце поднимается выше, задевая крыши домов, и пускает солнечных зайчиков мне в глаза. Я так спешу, что забываю о времени, оно мне кажется, ползет улиткой по моим нервам. Если я опоздаю, возможно, мне не дадут эту работу, мне вообще не дадут больше работу. К сожалению, я лишен многих преимуществ голубоглазых блондинов - моделей. Я наполовину азиат, в цвете моих глаз лишь чуть –чуть присутствуют серо-голубые крапинки, а мои волосы черные и жесткие, словно перья у ворон. УУуу! Мне не хочется опоздать!
Я почти впадаю в студию, где проводят съемки. Меня тут же ведут гримировать. Дружелюбная девушка провожает меня к жадным до работы стилистом. «I’m here!”, говорю я ей, улыбаясь своей самой искренней улыбкой. Она улыбается в ответ, тоже дружелюбно и даже как-то не по-японски. Позже я узнаю, что девушку зовут Сатико и приглашаю ее поужинать со мной в воскресенье.
Пока меня гримируют, мне удается немного поспать. В студии поет Мадонна, умоляя Аргентину не плакать о ней. Вместе со мной в съемке участвует одна светловолосая девушка, вроде немка, один парень японец Мику, девушка японка Сумирэ и парень из Англии Крис.
Крис по словам Сатико, просто звезда, он уже давно крутится в модельном бизнесе и вся эта съемка вроде затеяна только ради него. Для начала мы представляемся друг другу. Японцы застенчиво кланяются, девушка-немка слегка кивает мне головой, произнося что-то вроде ОченьприятноХанна. А Крис подходит ко мне и улыбается потрясающей улыбкой, перед которой падают даже такие марки как хьюго и кельвин кляин, и жмет мне руку, а потом, вдруг совсем неожиданно ерошит мои и без того взъерошенные феном волосы. И совершает переворот, словно Диор в 47 году, когда его модель вышла в платье с удлиненной юбкой, пышным бюстом и маленькими плечами. Человеческое прикосновение самое хрупкое явление в мире. Я растерян, быть может немного смущен. Я почему-то вдруг смотрю на Сатико, а она пожимает плечами. А потом я смотрю на совершенство передо мной.
-полегче, - сказал я ему на каком-то ломано-неправильном английском, желая побыстрей избавиться от ощущения этого непроизвольного жеста, от этой обезоруживающей человеческой красоты, которая сейчас задумчиво смотрит мне в глаза. Крис кивнул мне, все так же дружелюбно и немного отошел от меня. И мы остались стоять вдвоем чуть в стороне и вместе, пока не объявили начало фотосессии.
Мир кружился в сбивчивой японской речи, похожей на песню, в спышках фотокамер и свете прожекторов. Казалось, что за пределами этой комнаты мира не существует вовсе, что это не более, чем иррееальность воспетая Новалисом и Шелли. Повернуться, улыбнуться, сесть на корточки, взять за руку девушку. Главное быть послушным, за тебя все решит фотограф, нужно быть не более чем куклой, ни в коем случае не добавлять что-то от себя, тогда тебе наверняка удастся быть собой. После нескольких часов съемки, я валился с ног. Дальше магия –фотошопа сделает нас совершенно не отразимыми и нас никто не сможет узнать на улице, потому что мы просто не будем похожи на себя, мы станем невыносимо красивы. Да, такую плакатную красоту я просто не выношу.
В 10 часов нас отпустили, раздав белоснежные конверты с деньгами. Я был несказанно рад, наличные мне были нужно сейчас, как никогда. Я готов был сразу уйти, но почему -то медлил, мне было интересно, куда направится Крис. Я заметил, что англичанин тоже бросает на меня украдкой взгляды, это меня несколько взволновало. Не подойти ли к нему, думал и я и не решался. Словно меня отделяла какая-то невидимая преграда. Заставлять себя я не стал, попрощавшись с Сатико и поклонившись всем членам съемочной группы, я вышел из студии и присел в белом, как снег коридоре, оперевшись о стену. Я ждал. Крис вышел через минут 10, рядом с ним была немка и японцы. Они, кажется, приглашали его куда-то пойти с ними, но я слушал не слишком внимательно. Когда они направились к лифту, я поднялся на ноги и вошел вместе с ними, в так кстати приплывший аппарат.
-ну, так что, ты идешь? – допытывалась навязчивая немка.
-давай, пойдем, будет весело! – твердили японцы, почти в унисон.
Тут мне что-то ударило в голову, никак модифицированная американская курятина, и я протиснувшись поближе к Крис четко и ясно произнес: «Ничего не выйдет, мы уже договорились пойти вместе…мм..в одно место, на…», - задумался я.
-На Синдзюку, - подтвердил Крис, вдруг широко улыбнувшись.
-точно, точно.
- Когда это вы успели договориться? – удивилась немка, она просто прожигала меня взглядом.
-когда стояли вместе, - сказал я.
-точно, - подтвердил Крис, - может как-нибудь в другой день, на неделе?
Девушка пожала плечами: «нет, так нет». – конечно, буду ждать твоего звонка.
Она в очередной раз мило улыбнулась Крис и грозно посмотрела на меня.
Наконец мы достигли земли, и неловкая тишина подошла к концу. Мы распрощались с Ханой, Мику и Сумирэ, и остались с Крис стоять в холле. Стоило только стеклянным дверям закрыться за спинами японцев, как англичанин тут же глубоко выдохнул и произнес с невероятным британским акцентом:
- ну, спасибо тебе, я прямо не знал, что и придумать, чтобы отвертеться.
- да, нет проблем, - кивнул я, ощупывая карманы в поисках сигарет. Мне очень хотелось оказаться на улице. Мы вышли с Крис из здания, и на нас сразу обрушилось голубое небо. Я невольно улыбнулся, подобные вещи завораживают и навсегда остаются в сознании.
- что же было приятно узнать тебя, - сказал я, оглядываясь вокруг и прикидывая, чем занять себя в этот солнечный день. А Крис протянул ко мне руку и вновь дотронулся до моих волос.
- ты любишь музыку? прикрыв глаза и тихо вздохнув, спросил он, – пианино?
-хм, - я посмотрел на носки моих кед, – может быть.
В голову не приходило ничего кроме Лунного света Дебюсси. Мне вспомнилось, что Милдред как-то решила отдать меня в музыкальную школу и вспоминая, как она силой втаскивала меня в кабинет преподавателя, я улыбнулся.
-отлично, тогда пойдем.
Я даже не задавал вопросов, бывает же так, что ты встречаешь человека и тебе сразу же хочется ему доверять. Подобные чувства вызывал англичанин. В его мягком голосе, в его манере стараться не обидеть кого-то и быть как можно тактичнее было то, что располагало к себе лучше всяких слов. И все-таки я был удивлен, я не привык доверять людям. А впрочем, Крис был невероятно красив.
Место, куда мы шли, находилось совсем недалеко от станции Ёеги. Мы вошли в одно из многоэтажных зданий и поднялись по лестнице этажа три или четыре. У меня стало перехватывать дыхание, недавнее воспаление легких еще давало знать о себе. Возле двери, в которую мы вошли, висела табличка «Танцевальный класс».
Когда мы оказались внутри первое, что мне бросилось в глаза, был рояль посреди зала. Это был один из творений Yamaha- черный, блестящий, как новые туфли. Я подошел и невольно дотронулся до гладкой поверхности.
-это детский танц-класс моей знакомой, - пояснил Крис. – этот рояль стоит здесь почти 10 лет. Мне позволено иногда приходить сюда и играть. Звук потрясающий, такой роскоши у меня нет даже дома в Англии.
-ты умеешь играть на нем?
Крис кивнул.
-сыграешь? – я бесцеремонно сел на пол.- Я люблю слушать, как люди играют вживую.
-да, - сказал Крис и подошел к роялю. Бросив на пол сумку, он аккуратно открыл крышку, сел на стул и прикоснулся пальцами к белым клавишам. Думаю, сначала он был скован из-за моего присутствия, но постепенно звуки становились все увереннее, Крис забыл обо мне и погрузился в свой собственный мир, где есть он и эта музыка. Мне не была знакома эта мелодия, но когда я слушал ее, мне казалось, словно я потерял что-то важное. Шел дождь, и улицы были пусты, я бродил совсем один и никто меня не искал. Я ощущал всем своим существом это безграничное чувство одиночество, я понимал, что как бы ни складывалась человеческая судьба, в каком-то смысле ты всегда один, ты всегда сам по себе. И в этом не было ничего плохого или пугающего. И теперь сидя на полу этого танцкласса и слушая, как играет Крис, я вдруг ощутил, что и в его душе живет это чувство. Это беспробудная пустота, словно лунный свет, ложащаяся на землю. Почему он решил быть одиноким, я не знал, но теперь я ощущал это.
-Нравится? - спросил он, вдруг, перестав играть, и посмотрел на меня, сквозь задернутые шторы проникали тонкие полосы света и ложились отблесками на пол, на меня, на Крис. И все было таким удивительным и нереальным, словно я еще спал, и не было этого дня, и еще не звонил будильник, и я еще не встретил этого человека.
-да, - сказал я, прикрывая лицо рукой, словно пытаясь удержать при себе свою догадку. – только вот не пойму, откуда эта нечеловеческая грусть. Может быть, ты кого-то потерял?
Крис вдруг замер, улыбка слетела с его лица, словно хрупкий лист клена, я заметил, как дрогнули тонкие пальцы. Я отвернулся к занавешенному шторами окну. Свет едва-едва пробивался сквозь плотную ткань. Сколько мы так молчали, я не знал. Казалось, все слова утратили смысл. Я думал, может, я обидел его таким прямолинейным вопросом, но тогда зачем он привел меня сюда, если не хотел быть откровенным.
. -ну, мне пора, - решил я. Если Крис не хотел мне что-то говорить, то я и не мог настаивать на этом. Поднявшись с пола, я направился к выходу, тишина, вдруг повисшая в комнате, стала почти ощутима на ощупь.
-послушай, - Крис окликнул меня, – послушай, я завтра собирался со своим приятелем съездить в Такао. Может, хочешь с нами?
Я удивленно замер на пол пути. Я пытался понять, зачем все это. Может, в этом был какой-то подвох, какая-то шутка. Я ощутил вдруг такое настроение, когда ты многого ждешь от предстоящего события, но когда оно наступает, ты понимаешь, что все идет не так, нет удовольствия и радости. Но я попытался перебороть это неловкое ощущение и медленно кивнул.
-Ок, - мой голос был похож на шепот.
-тогда завтра встречаемся на станции Синдзюку в 8:40, около выхода в Кабуки –чё. Хорошо?
-хорошо, я приду.
А потом Крис все так же сидел молча, пока я дошел наконец до двери, пока открывал дверь, выходил прочь и захлопнул ее с каким-то нервным звуком. Но англичанин даже не повернулся в мою сторону, более не промолвил ни слова, и только когда я исчез из его пространства, я услышал, что в комнате снова зазвучала музыка.
-
-
30.05.2009 в 16:39Кому-то очень сильно повезло, раз ему посвятили такой текст..)
-
-
30.05.2009 в 21:38-
-
30.05.2009 в 23:02-
-
31.05.2009 в 21:46